Приходите к нам и вы, печальные жители Покрова-17. У нас есть еда и оружие. Хватит всем.
Это был я, Старик.
* * *
24 сентября 1993 года
Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область
Мы дошли до покосившегося дорожного знака с надписью «Колодец», когда небо уже совсем потемнело. За поворотом, в двух сотнях метров от таблички желтели уютные огоньки деревенских домов. Мы ускорили шаги из последних сил.
В первых трех домах свет не горел, они выглядели давно заброшенными — с заросшим палисадником, развалившимся забором и выбитыми окнами. Мне, впрочем, подумалось, что если дом выглядит заброшенным, это не обязательно значит, будто в нем никто не живет.
— И где твои люди видели этого старика? — спросил я полковника.
— В том доме, у поворота.
Он указал на избу, стоящую в пятидесяти метрах от нас, прямо перед перекрестком. В ней горел свет.
— Кто здесь вообще живет?
— Люди, — коротко ответил полковник. — Человек десять, кажется. Старики. Они отказались эвакуироваться и доживают тут свой век. Тут много таких.
Улица выглядела абсолютно пустой, с редко расставленными фонарными столбами, между которых можно было провалиться в темноту, с гудящими над головой проводами.
Когда мы проходили мимо одного из домов с включенным светом, в окне резко вырос темный силуэт, шторки задернулись и огонь в доме погас.
— Боятся, — усмехнулся Каменев, — Чужих здесь не очень…
Мы подошли к дому, на который указал полковник, он выглядел больше остальных и был поделен на две половины. Свет горел только в одном из окон, завешенном прозрачной шторкой.
Мы осторожно добрались до палисадника, и в этот момент в окне зашевелилась тень.
— Тихо, — шепнул Каменев.
Лязгнула защелка, со скрипом распахнулись створки, и из-за подоконника выглянул старик в драном свитере, совершенно лысый, сморщенный, в аккуратных очках и с худым горбатым носом.
Он свесил руки на подоконник, подозрительно осмотрел нас с ног до головы и тихо сказал трескучим голосом:
— Здрасьте.
Каменев отстранил меня рукой, делая знак, чтобы я не вмешивался в разговор, и ответил:
— Добрый вечер. Это же вы Харон Семенович Богоедов?
Старик поправил очки на носу и еще раз пристально вгляделся в Каменева.
— О, милиция! Милиция… Не помню, чтобы вызывал милицию. Убили кого, ограбили? Помочь надо? Свидетельские показания, понятые? А, я же все равно ничего не видел.
— Нет-нет, — смутился Каменев. — Всё в порядке. Мы насчет вас. Вы тут на какое-то время пропали…
Старик поднял голову и наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить.
— А, да, — сказал он. — Было дело, пропадал. Недавно вот ваших ребят тут видел, мимо проходили, ну да, ручкой им помахал, так и знал, что потом еще придут.
— Да-да, — кивнул полковник. — Вы тут, я так понимаю, некоторое время назад, кхм… болели?
— Да я и сейчас болею, — сказал Харон Семенович. — Давление скачет, знаете, так, тыгдык-тыгдык… Прямо как кот.
— Кот? — спросил я, не удержавшись.
— Да! — радостно ответил старик. — Ну, знаете, коты, они скачут перед тем, как погадить, туда-сюда носятся, как бешеные…
— Это бывает, — согласился Каменев. — Слушайте, мы к вам по важному делу. Не бойтесь, пожалуйста, мы не сделаем ничего плохого, мы хотим просто поговорить и расспросить вас о некоторых вещах. Ничего криминального. Просто нам нужен, так сказать, совет.
— Да, совет, — кивнул я.
— А и хорошо! — старик игриво подмигнул и показал рукой на калитку. — Проходите, я вам чаю налью, телевизор включу… У меня ж тут телевизор показывает! Редкость! Как раз через полчасика тут вся деревня соберется, будем программу «Взгляд» смотреть, чай пить, вы заходите! Там можно крючок на калитке изнутри открыть.
Полковник просунул руку за калитку, снял крючок, со скрипом открыл дверь и вошел в темный двор. Я шагнул за ним.
— Дверь открыта! — крикнул вдогонку старик.
Когда мы поднимались по ступенькам на крыльцо, полковник обернулся ко мне, похлопал меня по плечу и впервые за это время улыбнулся.
— Не знаю, что он нам скажет, — сказал он мне шепотом. — Но это шанс.
Я кивнул.
Полковник открыл входную дверь, мы прошли в тесную прихожую, и в нос ударил запах прелой стариковской одежды, пыли и лекарств.
Когда мы открыли дверь ярко освещенного зала и вошли внутрь, полковник резко замер на пороге, будто ударившись в стеклянную стену, и отшатнулся назад. А потом я увидел то же, что и он.
Старик, которого звали Харон Семенович Богоедов, стоял у окна в потасканном дырявом свитере, глядел на нас сквозь блестящие очки и улыбался.
Он был человеком только выше пояса.
Под его свитером висело огромное мохнатое паучье брюхо, утыканное редкими волосками, а от него расходились в стороны шесть длинных и тонких лап.
— Я же говорил, что болею, — сказал он, виновато разводя руками. — Но мне уже лучше.
В углу стоял черно-белый телевизор. На экране ходил по пляжу радостный парень с огромной пачкой жевательной резинки Wrigley’s Spearmint. Натуральный мятный вкус, радость истинной свежести. Настоящее американское качество.
В зале густо пахло квашеной капустой.
* * *
Горький ком подкатил к горлу. Я зажал рукой рот и выбежал на крыльцо. Меня стошнило.
Когда я вернулся в зал, утирая мокрые губы, полковник все так же стоял на пороге, а Харон Семенович виновато улыбался.
— Уж извините, — сказал он мне. — Какой есть. Попейте водички, в прихожей ведро с ковшиком. Не бойтесь, вода из колодца.
Я обернулся, увидел ведро с торчащим из него пластмассовым ковшиком, зачерпнул и стал жадно глотать воду.
— Мда, — сказал Каменев. — Мы ожидали увидеть немного другое.
— Ну а я что поделаю? — Харон Семенович снова развел руками. — Что я поделаю-то? Рассудок сохранил, и на том спасибо.
— И как вам удалось сохранить рассудок? — спросил я, не отрывая губ от ковша.
— Честно? — он задумался. — А хрен его знает. Как-то так вышло. А вы, я погляжу, сами не очень здоровы?
Мы с полковником хмуро кивнули.
— Беда-а-а, — протянул Харон Семенович.
Он засеменил паучьими ножками по направлению к кухне, протиснулся толстым брюшком в дверной проем и скрылся. Мы услышали, как на кухне гремит чайник.
— Сейчас я чаю всем поставлю, сюда народ с деревни придет телевизор смотреть, — крикнул он из кухни. — А пока они смотрят, все вам расскажу.
