— Да, там был поселок Недельное и были жестокие бои, но с тех пор это место, видимо, сильно изменилось. Даже город построили. Построили и через пятнадцать лет закрыли…
— Умоляю, Андрей Васильевич, вы нам еще очень нужны, не рискуйте, ради бога.
Я не собирался рисковать.
Еще бы.
Сейчас бы в пятьдесят два года рисковать ради газетной статьи. Я уже рисковал, когда оказался на первомайских беспорядках в Москве. Видел, как человеку разбили голову, а потом тот лежал в крови и не двигался. Потом меня утащила толпа, чуть не затоптали бегущие люди, я впервые испытал настоящий страх за свою жизнь. Этого хватило
1.
Через четыре дня после разговора с Пискаревым я выехал на машине от Москвы до Калуги. Эти «Жигули» я купил два года назад, потратив все сбережения и добавив гонорар за книгу. Так далеко на машине я еще не выбирался.
Гостиница в Калуге, отвратительный завтрак, остывшая яичница, прогулка до музея Циолковского, постоять и покурить с красивым видом на реку, потом снова гостиница, поспать пару часов, перекусить, снова сесть в машину.
По радио рассказывали, что в Москве творится какая-то чертовщина. Хасбулатов, Верховный совет… Я очень хотел спать и не понимал, что происходит. Радио пришлось выключить — клонило в сон.
Что было дальше? После того, как я выехал из Калуги и вырулил через Малоярославец на дорогу к Покрову-17?
Что было дальше?
Я не помнил. И до сих пор этого не помню.
Каждый раз, когда я вспоминал мертвеца, по спине пробегала дрожь и шею сводило судорогой; я старался прогнать эти мысли, но не мог, перед глазами стояло его мертвое лицо, его опустевший взгляд и нож, торчащий из груди.
Спустя десять минут поездки по трассе я увидел на обочине голосующего человека.
Отлично. Теперь будет хотя бы понятно, что это за место.
Я сбавил скорость и увидел в свете фар невысокого лысого мужчину в камуфляжной куртке с сизым воротником.
Ура. Хотя бы не мертвец.
Впервые за все это время я улыбнулся собственной дурацкой шутке, сбавил скорость и затормозил.
Мужчина в куртке тоже заулыбался и ускоренным шагом двинулся к машине. Его улыбка мне не очень понравилась.
Я разблокировал дверцу.
Мужчина резко распахнул ее, просунул голову в салон и наставил мне в лицо обрез двустволки.
— Гони в Светлое, дед. Быстро.
Человек криво улыбался, обнажив зуб с золотой коронкой, его лицо было одутловатым и с недельной щетиной. Обрез смотрел черным дулом прямо в мои глаза.
Говнище.
Странно, но я даже не чувствовал страха, а слова пришли на язык сами собой.
— Я не дед, — сказал я. — Мне пятьдесят два.
— А выглядишь как дед, — продолжил мужчина с обрезом, не переставая криво улыбаться. — Давай, гони в Светлое.
Он говорил с ярким южнорусским «гэканьем» — я раньше думал, что так говорят только на Украине, но оказалось, что звук «г» так произносят почти по всей южной России, вплоть до Калужской и Брянской областей.
Он забрался на сиденье и захлопнул дверцу, не отводя ствол. Теперь он упирался мне в бок.
Лучше делать то, что говорит этот человек с обрезом. Ни разу в жизни на меня не наставляли оружие. Непонятно, что обычно делают в таких ситуациях. Наверное, то, что скажут. Логично.
— Хорошо, — я развел руками. — Но я даже не знаю, где это твое Светлое.
— Ты нездешний, что ли, а? — с подозрением спросил мужчина.
Я покачал головой.
— Да не заливай, — мужчина вдруг оживился, его глаза нездорово заблестели. — А выглядишь как здешний. Что заливаешь тут? Машина у тебя… Вот уж не думал, да. Повезло мне с тобой. Так откуда ты, а? Из «Прорыва»? Из ментов? Нет, если б из ментов, я бы тебя запомнил, значит, из «Прорыва»?
Он говорил быстро и оживленно, будто очень давно ни с кем не общался и теперь наконец прорвало. Голос его звучал неприятно. Нужно было вести себя максимально осторожно: незнакомец явно на взводе. Обрез, видимо, тоже.
— Тем не менее я не отсюда, — терпеливо повторил я.
— А откуда? И как сюда попал? Сюда же хрен попадешь, ты чо, ты чо, а? — он придвинулся поближе. — Ты чо врешь мне, а? А машина откуда? Тут «Жигулей» вообще не бывало, все тачки по пальцам можно пересчитать. Погодь, да у тебя рукав в крови… Что, мочканул кого? Мочканул уже? Нуты, дед, даешь, а…
Я покосился на рукав пиджака: он действительно испачкался в крови.
— Слушай, — сказал я. — Убери свой обрез, он заставляет меня нервничать, а когда я нервничаю, я плохо веду машину. Ты мог бы просто по-человечески попросить подбросить тебя до своего Светлого. Может, и мочканул. Какое твое дело?
Опять странно. Я никогда не переходил с незнакомцами на «ты», даже если те вели себя по-хамски. Мужчина в камуфляжной куртке хрипло гыгыкнул, но обрез не убрал. Он выглядел и разговаривал как типичный зэк. Я видел таких, когда в восемьдесят седьмом писал серию заметок об исправительно-трудовой колонии в Саратовской области.
— Короче, — сказал он. — Если не знаешь, где Светлое, я покажу. Это прямо пятнадцать километров, потом на дорожку свернуть… Мне надо там поговорить с одним человечком, ага, прямо очень вот надо… Ствол не уберу. Раз ты кого-то уже мочканул, то и меня можешь мочкануть, а? Можешь? Можешь, вижу, что можешь…
— Ладно, давай поедем в твое Светлое. Только скажи мне…
Я на секунду замолчал, пытаясь сформулировать вопрос так, чтобы он не казался слишком идиотским.
— Мы вообще где?
Не получилось.
— Ты как тут оказался, дед? — незнакомец быстро огляделся вокруг и снова недоверчиво уставился на меня. — По тебе же видно, что здешний, ну очень похож, да…
— Если бы я сам знал, — я вздохнул. — Послушай, я не дед. Я писатель. Андрей Васильевич Тихонов. Читал?
Незнакомец покачал головой.
Черт с ним.
Я надавил на газ, осторожно тронулся с места и продолжил заговаривать зубы.
— Я написал книжку о боях за поселок Недельное во время Великой Отечественной, он был тут до появления Покрова-17, этот поселок, потом черт знает, что с ним стало, но суть не в этом. «На Калужский большак», так называется книжка. А сейчас я пишу статью для газеты про Покров-17. Я хотел добраться до этих мест, расспросить местных…
— Ты в Покрове-17, — сказал незнакомец. — Как пропуск раздобыл, а?
— Я не раздобыл пропуск, — ответил я. — Не знаю, как сюда попал. Просто пришел в сознание тут, на обочине.
— Заливаешь мне тут… Раз пропуск раздобыл, значит, знаешь, как отсюда выбраться. А я как раз и хочу отсюда выбраться. Аты? Ты хочешь отсюда выбраться?
