На вопрос, что он может сказать в свое оправдание, Друско, густо прокашлявшись, севшим голосом ответил, что вина здесь не его, а учетчика со второго уровня, не поставлявшего вовремя и в нужном количестве стенные сегменты. Тифон спросил, ставил ли он эти факты учетчику на вид. Друско сказал, что да и что учетчик валил всю вину на рудокопов — дескать, не справляются. На вопрос, обращался ли он к начальству рудников, Друско ответил отрицательно. Почему? Потому что это забота фабричного учетчика, а не его.
Лицо у Мага за время словопрений заметно омрачилось; было видно, что он с трудом сдерживается.
Тифон, предвосхищая вспышку сиятельного гнева, быстро подытожил:
— Нет, эта забота как раз твоя, поскольку ты отвечаешь за строительство стены.
Друско тупо кивнул. Его толстые губы плаксиво дрожали.
— Шесть месяцев рудников? — спросил Тифон, обращаясь к карвасиду.
Тот строптиво повел головой.
— Нет и нет. Слишком мягко. Шесть ударов плетьми и шесть месяцев рудников.
Друско обморочно побледнел. Чувствовалось, что он сейчас, моля о пощаде, повалится в ноги карвасиду. Это намерение Тифон бдительно упредил, позвав мега, который готовно изогнулся козлами. Зал пытливо смотрел: судя по всему, обвиняемый был многим здесь известен. Наконец жестом отчаяния Друско протянул руки, но не настолько, чтобы гигант мог ухватить их как следует.
В итоге, когда «козлы» распрямились, Друско соскользнул на пол.
— Семь ударов, — бросил Маг.
Сама тихая зловещесть его голоса давала понять, что жизнь обвиняемого висит на волоске. Мег поднял Друско снова, на этот раз надежно.
Найл отвел глаза, не желая видеть, что будет дальше. Но скрыться от посвиста плети и от воплей осужденного было некуда. На третьем ударе вопли стихли: Друско лишился чувств. Хлесткие звуки сделались тише. Коротко взглянув, Найл понял почему. Спина осужденного превратилась в кровавое месиво с лоскутьями плоти, что и приглушало звук.
К окончанию экзекуции Найл уже не скрывал отвращения, которое его попросту душило. Помимо собственно тупой жестокости, эта порка была еще и бессмысленна, ведь договор о мире упразднит необходимость и самой стены. Он уже втайне сожалел, что приходится заключать мир с таким исчадием — ведь в качестве равной по рангу венценосной особы придется на все это из куртуазности закрывать глаза.
Тело Друско мешком отволок со сцены мег. Опять заговорил Тифон:
— Прежде чем мы завершим, я уполномочен сделать заявление. Карвасид уже довел до присутствующих, что у нас находятся двое посланников из города Корш. Великий карвасид уполномочил меня сказать вам и то, что сравнительно скоро мы можем подписать мирный договор, который позволит нашим народам путешествовать и заниматься коммерцией.
Зал взорвался шквалом аплодисментов. Толпа раздалась, образовав проход к сцене. Восторженную овацию Тифону удалось унять, лишь подняв руку.
— Добро пожаловать, капитан Маканда и полковник Найл!
Ступая вслед за капитаном по живому, лучащемуся улыбками коридору, Найл уже не чувствовал недавнего раздражения: а как же иначе, при столь теплом приеме. Да и вообще, как ни крути, а Маг — это пусть и суровый, но справедливый и пекущийся о своем народе правитель. Вот и хорошо: к властителю Страны Призраков лучше идти с дружеским чувством, а не со склокой.
Перед сценой паук слегка замешкался: его восемь размашистых лап не были приспособлены для узкой лесенки. Ему бы проще махнуть на сцену прямиком — но нельзя ронять достоинство перед публикой. И он, утиснув под себя ноги, все-таки влез на сцену. Следом поднялся Найл и смущенно остановился, осматривая сидящего на троне Мага. Вблизи кожа у карвасида выглядела землистой и нездоровой, вся в сетке морщин, словно выделанная и отполированная в стародавние времена дорогая шкура.
Маг с милостивой улыбкой протянул капитану свою длань — судя по всему, для коленопреклоненного поцелуя.
Паук снова поколебался — не из возражения, а просто очень уж нелегко было исполнить этот жест. Во-первых, над сидячим Магом он возвышался без малого на метр. Подогнуть передние ноги значило уткнуться передом в пол; согнуть их все значило провалиться в них корпусом. Выход нашелся, когда капитан догадался убрать все ноги под себя, как в позе сна. При этом его рот мог изобразить подобие поцелуя. Весь зал, затаив дыхание, наблюдал, как иноземное чудище поклоняется их повелителю.
Маг, все так же улыбаясь, величаво протянул длань второму гостю. И тут слияние с залом у Найла вдруг кончилось, уступив место гневливой неприязни. В конце концов, он правитель своего города и обращаться с ним как с простым посланником — это намеренное оскорбление. Найл перевел взгляд на Тифона, как бы говоря: «Карвасид разве не в курсе, что я правитель города пауков?»
Тифон с заискивающе-виноватым видом мысленно умолял: «Прошу тебя, заклинаю: ради всего святого, сделай это!»
Но Найл и сам знал, что делать. Твердо взглянув Магу в глаза, он коротко проговорил:
— Нет.
Дальше все произошло так быстро, что он даже не успел опомниться. Снисходительная улыбка Мага переросла в злобный оскал, и Найла вдруг садануло в голову так, что из глаз посыпались искры. Припечатавшись щекой к полу, он почти лишился чувств.
Сквозь мутную завесу он беспомощно видел, как с двумя мегами схватился капитан. Похоже, эти исполины не были восприимчивы ни к ударам воли, ни к яду. Мощным когтем паук по локоть отхватил мегу руку, но тот, невзирая на увечье, продолжал орудовать другой рукой. Подоспело еще двое мегов, и вскоре капитана жуткой силы ударом пригвоздили к полу.
Найл кое-как поднялся на четвереньки — на большее не хватило сил. Демонической яростью полыхали глаза Мага. «Всё, конец», — мелькнуло в тускнеющем сознании. Впрочем, нет, не конец: тупой и мощный удар, перехватив дыхание, вызвал головокружение и тошноту. Найла что-то (или кто-то) вздернуло в воздух; перед глазами внизу закачался пол. А потом все сорвалось и ухнуло куда-то в темень.
В чувство его привела несносная боль, которой горело все: тело, конечности, голова. Нижняя губа вздулась сарделькой, а левая часть лица, похоже, представляла собой сплошной ушиб. Саднило живот, как будто его пинали; жестоко досталось и ребрам Шевельнувшись, Найл задохнулся от боли. Нет, уж лучше лежать не двигаясь. Что это за одышечный сип — неужто собственное дыхание?
А еще было холодно. Когда он размежил веки (полностью открывался только правый глаз), стало понятно почему. Найл лежал на каменном полу тюремной камеры. Желтоватый лучик света пробивался сквозь зарешеченную дыру в массивной двери. Свет сочился и через решетку позади — судя по сквозняку, там находилось окно. От стены была откинута и висела на цепях деревянная койка.
Кое-как до нее дотянувшись, он ухватился за край и через силу приподнялся. На кровати было что-то мягкое: одеяло. Подушкой служила простая чурка. Найл лег лицом к двери, укрылся одеялом и забылся нелегким сном.
