Найл зажмурился: бешено разогнавшаяся вагонетка должна была вот-вот влететь в воду. Грянул оглушительный всплеск, и вокруг стеной взлетела вода, хлестнула по лицу ледяными струями. Когда он открыл глаза, вагонетка неслась вверх по склону, постепенно замедляя ход. Сделав крен (обруч больно впился в кожу), она выскочила на вершину, открыв взгляду еще один откос; внизу рельсы скрывались в темном зеве пещеры. Последовал очередной рывок ускорения, и Найл едва успел опустить голову, чтобы ее не размозжило о низкий пещерный свод. Вокруг гулко ревела мятущаяся тьма, вторя чугунному стуку колес.
Сквозь сгустившуюся багровую дымку проглянул белый силуэт великана, машущего огромной косой. Найл инстинктивно поднырнул, и коса прошла сверху, коснувшись волос; срезанные, те упали на щеки, но были сметены встречным ветром. Дальше извилистый участок пути завершился взлетом на очередную вершину. В лицо резко дохнул соленый ветер. В мутном свечении взгляду предстал склон, обрывающийся в море. Навстречу катились огромные валы, взбегая по склону и обдавая пенными гребнями нашего бедного ездока; на лице чувствовалась водяная взвесь. Растущий страх опять пришлось унимать внушением, что это, дескать, всего лишь иллюзия. Но на сей раз спасительная мысль о том, что он стоит перед машиной, провалилась в никуда: тела не ощущалось. А ощущалось лишь то, что он сидит в треклятой вагонетке, прикованный к сиденью. Кошмар, из которого, увязнув, нельзя вырваться.
С ревом вагонетка обогнула очередной поворот и, накренясь, ринулась вниз. Навстречу по склону уже стремилась огромная волна. Найла обдало холодной водой, промочив до нитки. Дыхание перехватило. Еще спуск — на этот раз к лесу, где орудовали топорами двое исполинов, спешно валя дерево. Глядя, как вековой ствол падает впереди на рельсы, Найл в ужасе зажмурился. Но длинные сучья помешали дереву упасть, и вагонетка прошмыгнула под ними невредимой.
Чувствуя, что нервы уже на пределе, Найл сидел не открывая глаз. В ушах свистел встречный ветер, а тело то взлетало на подъеме, то размазывалось по сиденью при спуске. И так раз за разом. Вот лицо вновь обдало влагой, а на губах ощутилась соль. На такой скорости он в любую секунду мог лишиться сознания от удара о какой-нибудь случайный выступ.
К несказанному облегчению, вагонетка стала плавно замедлять ход. Впереди показалось знакомое красное здание, точка отсчета этого злополучного путешествия. Вот вагонетка замерла, а лента высвободила его из своих тесных объятий. Открылась дверца. Найл кое-как слез на платформу. Едва он это сделал, как понял, что стоит перед машиной. Он ощупал промокшую от морской воды тунику — ничего подобного, снаружи она сухая, разве что подмочена потом изнутри. Влажны были лицо и волосы, но и это на поверку оказался соленый пот, а не морская вода.
— Ну и ну, — ошарашенно выдохнул Найл, поворачиваясь к Гереку — Но почему, ты говоришь, эта штука тестирует силу воли?
— Потому что иллюзии при желании можно сопротивляться.
Теперь перед машиной, недвижно глядя в окошко-иллюминатор, стоял капитан. Он прямо-таки окаменел: судя по всему, его сейчас против воли затягивало в мир изображения. Наблюдая за ним, Найл вспоминал то ощущение полной поглощенности, как будто тебя засасывает в воронку смерча. Это походило на гипноз, что-то общее со способностью паука парализовать жертву. В таком случае и противиться он должен не иначе, как ежесекундно помня о своем теле, стоящем у машины.
Примерно через минуту капитан обернулся. В ответ на вопрос Найла он четко пояснил, что попросту не может втиснуть свои ножищи в вагонетку.
Решив опробовать свою теорию, Найл снова устроился перед окошком. Только на этот раз он сконцентрировался, противясь втягиванию в воронку; ощущение такое, будто внутри запускается механизм реверса. Вагонетка и рельсы смотрелись теперь чересчур статично, утрачивая достоверность. Пришлось даже ослабить сопротивление, чтобы попасть внутрь.
Все то время, пока вокруг, подобно мозаике, складывалось изображение, Найл бдительно поддерживал контакт со своим телом. Открыв дверь и забираясь в повозку, он почувствовал, как ум на долю секунды словно опустел, что не замедлило сказаться на прочности контакта; он врастал в иллюзию. Лишь с помощью усилия Найл, встряхнувшись, опять осознал себя.
Когда вагонетка сдвинулась с места, он сделал еще одно волевое усилие, тут же активизировав свой реверс; вагонетка остановилась, а изображение застыло. Получается, иллюзия напрямую зависит от того, насколько его гипнотизирует движение транспортного средства. При сопротивлении кто-то словно щелкал перед носом пальцами, развеивая наваждение.
Найл перестал сопротивляться, и тогда красные ворота, отворившись, приняли вагонетку в чрево бункера. Вот он, решающий момент: сейчас эта коробочка неудержимо рванется вперед. Найл стиснул зубы и мотнул головой, внутренне сверяясь со стоящим у машины телом. Вот отворились еще одни створки, но вагонетка на краю откоса оставалась неподвижной до тех пор, пока он не ослабил волю, дав ей устремиться вперед.
На таком бешеном ходу контролировать движение было гораздо трудней. Стиснув зубы, Найл не позволил себе моргнуть, когда вагонетка со всего маху врезалась в воду. В результате ему удалось заметить, что это не вода, а вспышка синего света в сопровождении резких струй холодного воздуха.
По приближении ко входу в пещеру он не стал пригибаться. Результатом была внезапная тьма (проще говоря, голова сейчас проходила через «каменную кладку»), а уши резануло свистящими струями воздуха.
Впереди размахивал своей косой белый великан. Не уступив инстинктивному желанию оберечься, Найл в итоге убедился, что это всего лишь вспышка и обдувающий щеки ветер, — вот почему кажется, что осыпаются срезанные с головы волосы.
Когда вагонетка со стуком взобралась на гребень, Найл при виде бушующего моря настойчиво внушал себе, что это лишь иллюзия света и звука, вроде кинопроекции. Вид набегающей волны был ужасающе достоверен, но оказалось, ее ледяной всплеск был лишь ударом холодного воздуха. А когда те двое дуболомов свалили на рельсы дерево, он попросту напрягся и не стал сгибаться; тележка и без того проскользнула меж сучьев, цела и невредима.
Теперь Найл ехал с открытыми глазами, не обращая внимания на проносящиеся мимо камни и деревья. А когда смена ритма колес дала понять, что путешествие близится к концу, он опять сосредоточился, входя в контакт со своим телом. Несколько мгновений что-то мелькало, затем вагонетка, дернувшись, остановилась. Убрался металлический обруч, но Найл не встал. Вместо этого он сосредоточился на своем теле. Последовала вспышка, потом на секунду — тьма, и вот он уже сидит перед машиной. Окошко ее погасло.
Найла охватило что-то вроде безотчетного восторга.
— Ты, похоже, сделал замыкание, — растерянно заметил Герек.
Это, наверное, из-за того, что Найл прервал последнюю фазу аттракциона, тем самым закоротив управляющую всей операцией схему.
Герек между тем озабоченно склонился над мигающей зеленой трубочкой, где то появлялась, то пропадала черная нить.
