Цель идеалов – побудить людей охотно делать неприятные вещи.
890. Умаление человека долгое время должно оставаться единственной целью: ибо сперва нужно создать просторный фундамент, дабы на нем мог разместиться более сильный вид человека. (Поскольку до сих пор всякий более сильный вид стоял на одном уровне с низшими.)
891. Абсурдное и презренное ханжество всякого идеализма, который не желает заурядность признавать заурядной, и, вместо того чтобы испытывать торжество при виде исключительности, негодует при виде трусости, лживости, мелкости и низости. Не следует хотеть ничего иного! Надо только шире разверзать эту пропасть! Следует заставить высший вид обосабливаться – ценой жертв, которые он приносит своему бытию.
Основная мысль: усугублять дистанции, не создавая противоположностей. Все промежуточные образования убирать, уменьшать их влиятельность: это главное средство, чтобы сохранить дистанции.
892. Разве можно посредственностям внушать отвращение к их посредственности! Как нетрудно заметить, я делаю как раз обратное: каждый шаг от посредственности ведет – так я учу – в аморальность…
893. Ненависть к посредственности недостойна философа – она почти ставит под вопрос его право на собственную «философию». Как раз потому, что сам он исключение, он обязан брать под защиту правило, помогая всему среднему сохранять уважение к себе.
894. Против чего я борюсь: против того, чтобы исключительный вид воевал с правилом вместо того, чтобы понять, что дальнейшее существования правила есть предпосылка для дальнейшей ценности исключения. Например, те из женщин, которые, вместо того чтобы воспринимать свою неумеренную тягу к учености как отличие, желают изменить положение всех женщин и женщины вообще…
895. Приумножение силы вопреки промежуточному, временному упадку индивидуума:
– обосновать новый уровень;
– методика собирания сил ради сохранения мелких достижений в противоположность неэкономичному расточительству;
– разрушительная натура со временем будет обуздана и станет инструментом этой будущей экономики;
– сохранение слабых, поскольку предстоит проделать неимоверную массу мелкой работы;
– сохранение умонастроений, при которых существование слабых и страдальцев еще возможно;
– насаждать солидарность как инстинкт – против инстинктов страха и раболепия;
– борьба со случайностью, в том числе и со случайностью «великого человека».
896. Борьба против великих людей оправдана по экономическим причинам. Ибо они опасны, – случайности, исключения, ненастье, достаточно сильное, чтобы поставить под вопрос все долго строившееся и долго обосновывавшееся. Взрывоопасное не только безвредно разряжать, но и по возможности предотвращать самую его разрядку… Основной инстинкт всякого цивилизованного общества.
897. Кто задумается над тем, каким образом человек как тип может возвыситься до своего высшего расцвета и могущества, тот сразу же поймет, что человека первым делом должно поставить вне морали: ибо мораль в существенных своих задачах устремлена как раз на противоположное, то есть к тому, чтобы всюду, где это развитие к расцвету идет, затормозить его или уничтожить. Ибо подобное развитие и в самом деле потребляет на службу себе такое неимоверное количество людей, что обратное движение представляется только естественным: более слабые, изнеженные, более средние души ощущают необходимость занять позицию против подобного сияющего преизбытка жизни и силы, а для этого им нужно иметь новую систему ценностей, согласно которой они могли бы жизнь в этой высшей полноте приговорить, а по возможности и разрушить. Морали постольку присуща враждебная жизни тенденция, поскольку она стремится подавить типы жизни.
898. Сильные люди будущего. То, чего прежде тут и там достигали отчасти нужда, отчасти случай, а именно: условия возникновения более сильного вида, – мы теперь в состоянии постигнуть и сознательно к этому стремиться: мы можем создать условия, при которых подобное возвышение возможно.
До сей поры всякое «воспитание» имело в виду общественную пользу – не возможную пользу для будущего, а пользу для сиюминутно существующего общества. Хотели иметь для этого общества «инструменты». Но если допустить, что богатство сил было бы больше, то вполне можно помыслить и отвод части сил, целью которых следовало бы сделать не пользу общества, а будущую пользу.
Такую задачу следовало бы поставить по мере понимания того, насколько современная форма общества нуждается в радикальном преобразовании, дабы когда-нибудь смочь существовать уже не только ради сохранения самой себя, а лишь как средство в руках более сильной расы.
Усугубляющееся умаление человека как раз и есть движущая сила, заставляющая подумать о выведении более сильной расы, преизбыток которой состоял бы как раз в том, в чем умаленный вид совсем ослаб или слабеет (воля, ответственность, знание себя, умение полагать себе цели).
Средства к этому – те, которым учит история: изоляция путем внушения интересов самосохранения, обратных тем, что являются нормой сегодня; внедрение новых ценностей; отстояние, дистанция как пафос; свободная совесть во всем, что сегодня является самым пренебрегаемым и подзапретным.
Выправление европейского человека – это грандиозный процесс, который не остановить: но его следует еще более ускорить.
Тем самым задана необходимость дистанции, иерархии рангов, разверзания пропасти, а вовсе не необходимость этот процесс замедлять.
Коль скоро этот выправленный человек будет выведен, потребуется оправдание для его существования: оное заключается в служении новому, суверенному человеческому виду, который на этом новом типе человека будет основываться и лишь через него сумеет возвыситься до своей миссии.
Это не только раса господ, задача которой исчерпывалась бы тем, что она правит; но раса со своей собственной жизненной сферой, с преизбытком силы для красоты, отваги, культуры, манер, возведенных в духовность; утверждающая раса, которая может позволить себе любую, самую большую роскошь…, достаточно сильная, чтобы не нуждаться в императиве добродетели, достаточно богатая, чтобы не нуждаться в бережливости и мелочном педантизме, раса по ту сторону добра и зла; теплица для причудливых и изысканных растений.
899. Наши психологи, чей взгляд непроизвольно прикован к одним только симптомам декаданса, то и дело возбуждают в нас недоверие против духа. Мы видим только ослабляющие, изнеживающие, болезнетворные воздействия духа: но вот придут
новые варвары —
циники
испытатели
покорители
– соединение духовного превосходства с добрым нравом и избытком сил
900. Я указываю на нечто новое: разумеется, для такого демократического существа наличествует опасность варварства, но ее усматривают только в глубях. Но есть и другой род варваров, они нисходят с высей: это род победительных, господствующих натур, что ищут материал, который они бы могли оформить. Прометей был таким варваром.
