Вивиан расправляет складки на занавесях и говорит:
– Боюсь, уже слишком поздно.
– Но… почему?
Вопрос звучит вызовом. Молли задерживает дыхание – сердце колотится; она понимает, что ведет себя слишком настырно, а то и попросту грубо. Но другого случая спросить может и не представиться.
– Я тогда приняла решение. И теперь мне с ним жить.
– Но вы тогда были в безвыходной ситуации.
Вивиан все еще стоит, скрытая тенью тяжелых занавесей.
– Это не совсем так. Я могла оставить ребенка. Миссис Нильсен помогла бы мне. На деле я просто струсила. Проявила трусость и эгоизм.
– Но вы только что потеряли мужа. Вас можно понять.
– Правда? Вот только мне самой понять себя трудно. А теперь, зная, что все эти годы Мейзи была жива…
– Ой, Вивиан, – произносит Молли.
Вивиан качает головой. Смотрит на часы на каминной полке:
– Боже всемогущий, ты на время-то посмотри – уже за полночь! Ты, наверное, падаешь от усталости. Давай устраивать тебя на ночь.
Спрус-Харбор, штат Мэн
2011 год
Молли плывет в каноэ, с трудом выгребая против течения. Плечи болят, она с силой опускает весло в воду то с одной, то с другой стороны. Ноги промокли – каноэ постепенно набирает воду и тонет. Глядя вниз, она видит залитый телефон, промокший рюкзак, в котором лежит ноутбук. Красная сумка выскальзывает из лодки. Видно, как она недолго подпрыгивает на волнах, потом медленно уходит на дно. Рев воды в ушах, – похоже, что вдалеке до упора открыли водопроводный кран. Только почему вдалеке?
Молли открывает глаза. Промаргивается. Светло – очень светло. Плеск воды… Она поворачивает голову и в узкое окошко видит море. Начался прилив.
В доме тихо. Вивиан, видимо, еще спит.
На кухонных часах восемь утра. Молли ставит чайник, шарит по шкафам, обнаруживает овсянку и сушеную клюкву, грецкие орехи, мед. Точно по инструкции на цилиндрической упаковке варит овсянку на медленном огне (совсем не так готовят приторно-сладкую дрянь из пакетиков, которую покупает Дина), рубит и добавляет ягоды, орехи, немного меда. Снимает с огня, споласкивает заварочный чайник, из которого они пили накануне, моет тарелки и блюдца. А потом садится в кресло-качалку у стола, дожидаться Вивиан.
Утро ясное «как на открытке из Мэна» – так называет такие дни Джек. Залив форелевой чешуей блестит на солнце. Вдали, у гавани, виднеется целая флотилия парусных лодочек.
Вибрирует ее телефон. Эсэмэска от Джека: «Что случилось?» Первые выходные за много месяцев, на которые они не запланировали никаких совместных дел. Снова «др-р-р-р»: «Попозже увидимся?»
«Домашкой завалили», – набирает она.
«Вместе сделаем?»
«Может. Перезвоню».
«Когда?»
Она меняет тему:
«День как на открытке».
«Пошли на Летучую гору. Забей на домашку».
Летучая гора – одно из любимых Моллиных мест: крутой подъем на высоту в двести метров по обсаженной соснами тропе, оттуда живописный вид на пролив Сорнс, извилистый спуск в долину Коув, на галечный пляж, где можно посидеть на большом плоском валуне, посмотреть на море, а потом кружным путем вернуться к машине или велосипеду по пожарной дороге, усыпанной сосновыми иголками.
«Ладно». Отправляет – и тут же жалеет об этом. Блин.
Телефон звонит через несколько секунд.
– Салют, чика, – говорит Джек. – Когда за тобой заехать?
– Э-э… можно я перезвоню?
– Давай прямо сейчас. Ральф с Диной ведь в церковь уперлись, да? Соскучился я, подруга. Ну, поцапались, а из-за чего? Я уже и не помню.
Молли встает со стула, без всякой надобности мешает овсянку, кладет ладонь на чайник. Почти остыл. Вслушивается, не зазвучат ли шаги, но в доме тишина.
– Это… – говорит она. – Я даже не знаю, как тебе сказать.
– О чем сказать? – настораживается он, а потом: – Эй, погоди-ка, ты что, решила меня бросить?
– Чего? Нет. Что ты. Просто Дина выгнала меня из дома.
– Шутишь.
– Не-а.
– Выгнала. А когда?
– Вчера вечером.
– Вчера вечером? – (Молли едва ли не слышит, как у него скрипят мозги.) – И где ты теперь?
Она набирает воздуха в грудь и говорит:
– Я у Вивиан.
Тишина. Бросил трубку?
Молли кусает губу.
– Джек?
– Ты вечером поехала к Вивиан? И осталась у нее на ночь?
– Да, я…
– А мне-то почему не позвонила? – Голос суровый, с укором.
– Не хотела навязываться.
– Не хотела навязываться?
– Ну, в смысле я и так вечно чего-то прошу. А как мы поругались…
– То есть вместо этого ты решила навязаться девяностолетней старухе. Только чтобы не навязываться собственному парню.
– Если честно, у меня просто крыша съехала, – признается Молли. – Я сама не понимала, что делаю.
– Так ты туда пешком дошла, что ли? Или кто-то подвез?
– На «Эксплорере» доехала.
– И в котором часу это было?
– Около семи, – сочиняет она.
– Около семи. И ты что, просто подошла к двери и позвонила? Или сперва предупредила по телефону?
Ну ладно, хватит.
– Мне твой тон не нравится, – говорит Молли.
Джек вздыхает.
– Послушай, – говорит Молли. – Знаю, тебе трудно в это поверить, но мы с Вивиан подружились.
Пауза, потом Джек произносит:
– Гм.
– Дело в том, что у нас очень много общего.
Усмешка.
– Не смеши меня, Молл.
– Можешь сам у нее спросить.
– Послушай. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но давай смотреть на вещи здраво. Ты – семнадцатилетняя девчонка, едва не севшая в тюрьму. Тебя только что выперли очередные опекуны. А ты взяла и перебралась к богатой старухе в ее особняк. Много общего? Кроме того, мама…
– Знаю. Твоя мама. – Молли шумно вздыхает. Долго еще ею будут поступаться в интересах Терри?
– Мне это сильно усложняет жизнь, – сознается он.
– Ну… – говорит Молли. Ладно, закончу. – Думаю, что уже не осложняет. Я созналась Вивиан, что украла книгу.
Пауза.
– И ты ей сказала, что мама в курсе?
– Да. Сказала, что ты за меня поручился. И мама тебе поверила.
– А она что?
