Она вскочила с кровати и выпрямилась.
– Убирайтесь.
Профессор смерил её горящее лицо спокойным холодным взглядом. Затем его взгляд переместился на её твёрдые соски и на налившийся кровью бугорок между ног. Кира подавила порыв прикрыться руками: профессор никак не мог этого видеть.
– Хотите, чтобы я доставил вам сумасшедшее наслаждение? – негромко спросил он. – Сделал своей наложницей, своей женщиной, поставил бы на колени и заставил доставить мне удовольствие? Заставил вас просить о том, чтобы принадлежать мне?
Губы Киры раскрылись.
– Я…
– Или хотите, чтобы я убрался вон?
– Нет, – прошептала она. – Я хочу… наслаждения. Хочу – и боюсь.
– Правильно боитесь. Я способен доставить вам не только наслаждение, но и боль. И вы примете её с удовольствием и попросите ещё. Я ясно выражаюсь?
– Да, – прошептала она.
– Встаньте на колени, мисс Риаз.
Она без слов повиновалась.
Профессор на миг отошёл к её шкафу, а когда вернулся, бросил ей в грудь чёрные чулки и чёрный кружевной пояс.
– Надевайте. Ваша юная порочность нуждается в подчёркивании.
Кира сделала движение, чтобы приподняться, но он остановил её.
– Нет. Не вставая с колен.
– Но как?
– Старайтесь. Станьте лучшей студенткой, и вы будете награждены. Или вы предпочтёте, чтобы я использовал этот пояс как кляп, к примеру? Связал руки чулками и привязал к ручке шкафа, чтобы вас так и нашли? Могу устроить и это.
Её и так могли застать в таком виде, с холодком вспомнила Кира. Голую на коленях, ждущего приказов от профессора Деннета, стоявшего перед ней с самыми недвусмысленными намерениями.
– Закройте дверь, – жалобно попросила она. – Пожалуйста.
– Она закрыта.
– Заприте её.
Профессор неторопливо подошёл к двери. И приоткрыл её.
Всего лишь на крошечную щёлку, в которую нельзя было просунуть даже ручку. Но он её приоткрыл.
Кира с ужасом смотрела на него.
– Возможно, потом я запру её, – безжалостно произнёс профессор. – А возможно, решу, что половина шестого утра в день бала – самое подходящее время, чтобы ещё немного вас помучить. Теперь одевайтесь.
Кира натянула чулки, изгибаясь и выгибаясь. Со стороны это выглядело очень сексуально, она знала: беспомощная, едва способная дотянуться до своих носков девушка принимает одну соблазнительную позу за другой, словно предлагая себя мужчине. Наконец она застегнула на себе пояс – и почувствовала себя так, будто только что позволила ему снова надеть на себя ошейник и пристегнуть поводок.
Профессор задумчиво смотрел на неё, приложив палец к щеке. А она, вместо того, чтобы дать ему пощёчину, ждала, что он прикажет ей. Райли никогда бы с ней так не обошёлся. Райли…
– Он не убивал свою невесту, – вдруг сказала она. – Не мог убить.
В глазах профессора вдруг мелькнуло что-то опасное. По-настоящему опасное. Не злость – ярость.
И она была направлена на неё. Кира отшатнулась, но он шагнул к ней первым.
– Я могу закрыть глаза на непослушание, – раздался шипящий шёпот, который преследовал её во время первого ритуала. – Могу простить неопытность и даже разделить щепетильность. Но, проклятье, если вы собираетесь перебирать при мне других мужчин в такой позе, я не намерен это терпеть.
Кира обхватила себя руками.
– Не…
– Не наказывать вас? Поздно, мисс Риаз. Вы сами выбрали себе наказание.
Профессор шагнул к двери и распахнул её. Кира тонко вскрикнула.
– Примите ту позу, – негромко и властно сказал он, – в которой хотели бы подарить мне себя.
– Что-о? – вырвалось у Киры.
– Я хочу, чтобы вы заранее дали мне разрешение, чтобы я мог взять вас, когда мне вздумается.
Кира возмущённо задохнулась.
– Я его не дам!
– Дадите.
Нет, не даст, яростно подумала она. Неважно было, что профессор был слишком щепетилен и слишком уважал себя, чтобы воспользоваться её разрешением без её абсолютного и полного согласия, без её красноречивых взглядов и умоляющих криков. Это она знала наверняка. Но дать ему разрешение? Знать, что он в любой момент может взять её, как хочет и где хочет?
Дьявол, беспомощно подумала она, её это возбуждало. Она почти этого хотела сама: хотела, чтобы он опрокинул её, прижал к себе сзади, поставил на корточки и дёрнул за невидимый поводок, отдался бы с ней своим желаниям, потерял бы над собой этот проклятый контроль, и позволил бы потерять его ей. Она хотела увидеть его разгорячённое от страсти лицо, услышать его стоны, хотела, чтобы он зарылся лицом в её волосы, двигаясь в ней и шепча ей нежности. Ей хотелось дать ему это чёртово разрешение, потому что это бы освободило её, давая ему полный контроль, но на деле передавая всю власть ей.
Но у неё ещё оставалась сила воли.
– Нет, – твёрдо произнесла она. – Идите к дьяволу, профессор.
В его глазах вновь мелькнул тот же опасный огонёк. В следующий момент он опустился на пол сбоку от неё, шурша полами чёрной мантии.
– Руки за голову, – последовал тихий и властный приказ, – и не пытайтесь их опустить.
Она повиновалась.
– А теперь разведите ноги в стороны и наклонитесь. Я хочу чтобы вы сделали это сама.
Она помедлила.
– Я жду.
Он не посмеет воспользоваться её разведёнными ногами, сказала себе Кира. Не посмеет. В конце концов, он одет, и если он начнёт раздеваться, чтобы внезапно взять её сзади, она это услышит.
Но когда она послушно раздвинула ноги и наклонилась, она внезапно перестала быть в этом уверена.
– Шире.
Она снова послушалась, чувствуя, что становится влажной. Чёрт подери, она и впрямь начинала хотеть…
– Ниже, мисс Риаз. Грудью на шершавый пол, чтобы его чувствовали ваши соски. А теперь потритесь ими об пол. Ещё раз.
Её возбуждали его проклятые приказы. А открытая дверь, разоблачающая её в позе, словно говорящей о том, что она мечтает, чтобы её, уже готовую, взяли, возбуждала ещё больше.
Профессор передвинулся ей за спину, и она больше его не видела. Но почувствовала его пальцы, коснувшиеся его бугорка жёстко, почти грубо. А потом он нажал на её плоть, и она застонала.
Его прикосновения были властными, грубыми и безжалостными. Он хотел унизить её, причинить ей боль, и это у него удавалось с каждой секундой, в которую она закусывала губу до крови, с каждым сдавленным стоном.
Он дважды убирал руку, и дважды она протяжно стонала, тяжело дыша, не смея попросить о новой ласке, но так желая её. И когда он почти довёл её до точки, он вновь убрал руку – и уже не вернул обратно.
