Начала свой рассказ Волгина с того, что к ней обратился клиент с просьбой найти убийцу Екатерины Терентьевны Самсоновой.
– Кто это? – быстро спросил следователь.
– Имени его я тебя не назову! – отрезала Мирослава.
Наполеонов заёрзал в кресле, но потом сказал:
– Ладно, рассказывай дальше.
И она рассказала ему, как полетела в Волчеморск, остановилась в гостинице «Чайка», в той самой, где останавливался Аркадий Бессонов и его друзья. И дальше изложила по порядку все события.
– Почему ты не стала искать убийцу здесь, а полетела в Волчеморск? – спросил Наполеонов.
– Не знаю, – призналась она, – если я сошлюсь на интуицию, ты опять будешь фыркать.
И в подтверждении её слов он на самом деле фыркнул.
– Ну вот!
– Извини. Но всё-таки признайся, ты с самого начала предположила, что у саксофониста в городе на море есть любовница, и она пришлёпнула его тёщу, перепутав Екатерину Терентьевну с его женой Антониной.
– Нет, ничего такого я не предполагала. Просто хотела изучить обстановку.
– Ага, так я тебе и поверил!
– Шура…
– Помнишь, – перебил он её, – у Чехова есть рассказ «Супруга»?!
– Ну?
– И там, сейчас, погоди, – он прижал руку ко лбу и стал цитировать: «Тёща… безумно любящая свою дочь, и во всём помогающая ей; если бы дочь душила человека, то мать не сказала бы ей ни слова и только заслонила бы её своим подолом». А тут! – воскликнул Наполеонов, вскочив с кресла и, больно стукнувшись своими коленями о колени Мирославы, забегал по комнате, – она, то есть тёща…
– Шура! Чья тёща?
– Неважно! Мать убила ради дочери.
– Погоди! Сядь.
Наполеонов плюхнулся в кресло.
– Друзья Аркадия, по-видимому, давно знали о наличии у Аркадия любовницы и покрывали его. По крайней мере они все трое признались в этом.
– И подтвердили, что Аркадий лежал с гипертоническим кризом, доченька дежурила возле любовника, а у матушки руки были развязаны.
– Не забывай, что соседи Пушкарской из «Удачного» говорят, что они видели её в этот день на собрании.
– Сказать можно всё! – отмахнулся Наполеонов.
– Но нам всё равно нужно быть предельно осторожными, чтобы не наломать дров, – предостерегла Мирослава. – Пока у нас нет никаких доказательств.
– А её прилёт в наш город и поспешный отлёт?
– Нужно найти такси, на котором она ехала из аэропорта.
– Если только она не воспользовалась автобусом.
– Но не может же быть так, чтобы никто её не заметил…
– Представь, никто так и не вспомнил, что видел в этот день кого-то незнакомого…
– Наверное, надо заново обойти квартиры и предъявить жильцам фотографию.
– Сделаем.
– И потом её отпечатки в квартире Бессоновых! Они просто обязаны были там остаться! Она же не могла войти в квартиру в перчатках?!
– С ручки молотка отпечатки стёрты.
– И ты думаешь, что она больше ни до чего не дотрагивалась?
– Не знаю…
В дверях снова появился Морис и заявил:
– Или вы сейчас же идёте ужинать, или я всю еду складываю в мешок и несу к контейнеру.
С криком: «Нет! Нет!» – Наполеонов вскочил с кресла, снова стукнувшись о колени Мирославы.
– Шура! У меня от тебя синяки будут! – проговорила она недовольно.
– А нечего было ко мне свои коленки прижимать.
– Придушу! – погрозила она ему кулаком.
– Но не сегодня и не сейчас! – бросил он и почти бегом устремился к двери.
Морис покачал головой и тоже вышел. На колени к Мирославе запрыгнул Дон и стал переминаться, массируя мягкими лапками с едва выпущенными коготками ушибленные места.
– Один ты меня жалеешь, – нежно проговорила Мирослава и запустила пальцы в длинную шелковистую шерсть. Потом подхватила любимца на руки со словами:
– Идём, а то Морис изволит гневаться.
Кот что-то муркнул ей в ответ и спрятал голову у неё на груди.
После ужина Наполеонов намеревался вернуться к обсуждению дела Самсоновой, но Мирослава категорически отказалась, сказав, что нужны новые факты.
Рано утром Наполеонов укатил на работу. А Мирослава взяла телефон, забралась с ногами в кресло и позвонила в Волчеморский театр драмы.
Ей любезно ответили и перенаправили к администратору.
Мирослава объяснила, что ей нужно переговорить с режиссёром театра Альфредом Фёдоровичем Гульновым.
– Извините, – ответили ей, – но наш театр ещё не вернулся с гастролей. И Альфред Фёдорович тоже, – потом голос уточнил: – А вам нужен именно Гульнов?
– Наверное, не именно он, – подумав, ответила Мирослава, – возможно, вы сможете мне помочь?
– К вашим услугам.
– Скажите, а фамилия актрисы по имени Раиса, которая подменяет иногда Клару Шляхтину, Анишина?
– Ну, что вы! Вас кто-то ввёл в заблуждение. У нас есть актриса Раиса Матюхина. А Анишина Вероника Валерьевна – наш гримёр.
– Простите, – сказала Мирослава, – но почему, когда заболела Анишина, вызвали Клару Шляхтину?
– Потому что до того, как с боем прорваться на сцену, Кларочка работала гримёром, – любезно ответили ей.
– О! – вырвалось у Мирославы, но тотчас, взяв себя в руки, она поблагодарила: – Большое вам спасибо!
– А что передать Альфреду Фёдоровичу?
– Что я восхищаюсь его талантом!
– Простите, вы, это кто? Вы забыли представиться.
– Извините. Я детектив Мирослава Волгина.
Теперь возглас «О!» вырвался у собеседника Мирославы.
Но она не стала ждать, пока он придёт в себя и засыплет её вопросами, просто быстро попрощалась и отключила связь.
Мирослава ещё только обдумывала полученную информацию, как зазвонил её сотовый.
Она глянула на имя абонента. Звонил Наполеонов.
– Да, Шура.
– Ты можешь сейчас подъехать?
– Куда?
– В Постышевскую городскую больницу. Та, что в квартале от набережной третьего спуска?
– Что случилось?
– Кирилл Савельев, мальчик, которого столкнули с лестницы в подъезде, где живут Бессоновы, пришёл в себя.
– Выезжаю немедленно! – сказала она и отключилась.
Через минуту она уже бежала по лестнице и кричала:
– Морис! Мы срочно выезжаем!
