– Скажи им, что ты его отыскал. И скажи, что нам пора трогаться.
Почувствовалось, мысленный приказ начинает оказывать действие: паника улеглась.
Доггинз повернулся к остальным.
– Все нормально, он отыскался, – голос был бодрый, спокойный. – А теперь пошли.
– Построиться, и за мной, – уточнил Найл.
К счастью, никто не стал задавать вопросов. А между тем, если бы светила луна, скрыть обман было бы невозможно. Но она была сокрыта высотными зданиями на северо-востоке, и темнота стояла почти полная.
Через несколько секунд они шагали строем на северо-восток по центру узкой улицы.
Найл был потрясен. У него не закрадывалось сомнения насчет того, что произошло.
Попытка человека крикнуть или оказать сопротивление заранее была парализована жесткой паучьей волей.
К этому моменту от тела бедняги, вероятно, мало что осталось.
Кстати, даже сейчас опасность еще не миновала. Стоит кому-нибудь заметить, что Маркуса в строю нет, неминуемо последует взрыв паники, и их присутствие обнаружат.
Только когда безо всякого нервного метания прошли через следующий освещенный луной перекресток, Найл понял, что можно перевести дух.
Никто не усомнился в правдивости Догтинза, когда тот сказал своим спутникам, будто Маркуса нашли.
Что касается их местонахождения, то здесь Найл чувствовал стопроцентную уверенность. План квартала рабов он представлял так же ясно, как если бы у него перед глазами висела карта.
Каждая деталь была четкой и понятной, поскольку усваивал он ее в состоянии усиленной сосредоточенности.
Из карты следовало, что казармы находятся отсюда в двух кварталах к северу.
Проще всего было бы пройти через широкий проспект, идущий от зала собраний к реке, но Найл отклонил такой вариант как не вполне надежный.
Вместо этого он решил пройти дальше по узкой улице и повернуть налево на следующем перекрестке.
На той стороне проспекта начинался район, разрушенный в свое время пожаром. Большинство домов представляло собой лишь остовы, в воздухе стоял густой запах горелого дерева. К югу луна освещала кучи мусора, а в отдалении виднелась река.
На следующей улице Найл велел повернуть налево. Чувствовалось, что огонь прошелся и здесь, но большинство домов все же устояло. Найл обрадовался: паутины нигде сверху не было видно.
Непохоже, чтобы пауки обитали в этих сиротливых развалинах.
Пройдя с полпути вдоль улицы, поравнялись с неприметным полурассыпавшимся зданием, откуда на дорогу свешивало ветви изогнутое дерево. Дом по соседству тоже был разрушен, улицу перегораживали разновеликие груды обломков, метров до трех высотой. Найл решил перебираться в этом месте и первым полез вверх по куче камней, осторожно выверяя перед каждым очередным шагом, надежна ли опора.
Так и перебрался, отделавшись лишь оцарапанным запястьем, да синяком на голени, и обернулся, поджидая остальных.
Луна теперь находилась как раз сзади, серебря ветви дерева, листья на котором, кстати, чуть слышно шелестели, как на легком ветру.
У него хватило времени осмыслить некоторую странность: откуда ветер, ночь-то тихая? – когда из темноты свалился паук.
Произошло все так быстро, поначалу сложно было и разобрать, что это – может, тень мелькнула.
Падение было совершенно бесшумным, раздался только приглушенный крик человека, на которого он упал, – такой слабый, что никто из остальных, похоже, и внимания не обратил.
На секунду Найл изумленно застыл, парализованный невероятностью происходящего.
Паук приметно двинул головой – клыки всажены.
Найл невольно вскрикнул, остальные в смятении обернулись. Напали на замыкающего. Если б не Найл, никто бы и не заметил, что задний исчез. Теперь было понятно, как именно исчез раб, когда шли к городу жуков.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Найл снова кинулся вверх по обломкам, в темноте сбив кого-то с ног. Взлетев наверх, он увидел паука, бредущего в сторону немо зияющего подъезда.
На спине у него большой куклой болталось безучастное человеческое тело.
Ослепленный внезапной яростью, Найл подхватил первый попавшийся камень и запустил его в восьмилапого. Тот глухо стукнул о ворсистый бок.
Существо мгновенно остановилось (чувствовалось его изумление), обронило тело и озадаченно повернулось.
Не успел камень сорваться с руки, как до Найла запоздало дошло, что поступает он опрометчиво.
Развернувшись рывком, он попытался юркнуть вниз. Куда там! Тело неподвижно застыло, словно мышцы сковало ледяным панцирем.
Все, застыв, в ужасе смотрели, как паук, выставив клыки, приближается к Найлу.
Глаза смотрели с отстраненной безучастностью убийцы. Юноша совершил немыслимое, напал на смертоносца.
Кто-то пронзительно взвизгнул.
Найл вздрогнул и понял, что возможность двигаться все же есть. Медальон жег грудь пылающим углем.
Глядя на небрежные, неторопливые движения – паук, похоже, нарочито растягивал время, – юноша ощутил прилив горького гнева.
Надо же, какое откровенное, унизительное, наглое превосходство исходит от твари!
И он судорожно рванулся. Медальон, казалось, накалился еще сильнее (ожога на груди точно не миновать), но Найл от этого лишь еще больше напрягся.
И тут, с внезапностью лопнувшего провода, воля паука отрикошетила сама в себя, и смертоносец вздрогнул, как от боли. Собственный импульс бумерангом возвратился к нему, да еще и усиленный ненавистью Найла.
Паук пригнулся, как пес под ударом палки. Но вот он собрался с силами, и Найл опять сполна ощутил всю мощь его воли, хлестко ударившей в самую сердцевину нервной системы.
На этот раз Найла не удалось застичь врасплох.
Подкрепленный мыслью, что существо все же уязвимо, он ударил своей волей, словно криком гнева.
Опять почувствовалось, как паук трусливо съежился.
Тем не менее, его воля цепко удерживала Найла, не давая размахнуться, так что все усилия оказывались тщетными; руки чешутся ударить как следует, да никак не дотянуться до цели.
В попытке «достать» паука Найл клонился вперед, словно превозмогая сильный встречный ветер, и наконец почувствовал, что воля смертоносна начинает колебаться. И тут с внезапностью, от какой Найл едва не лишился равновесия, паук сдал. На мгновение лапы у него будто подогнулись, затем он повернулся и побежал, волоча за собой бесчувственное человеческое тело.
От необузданного торжества у Найла голова шла кругом; он в жизни еще не переживал такого триумфа.
