Все посмотрели на червяка. Мааг с явным отвращением дернул головой.
— Омерзительная тварь, — произнес он. — Зачем она только существует?
Крюгер задумчиво разглядывал червяка.
— Если ему отсечь голову, то тело будет жить и дальше.
— Жаль, что отдельные ефрейторы этого не могут, — заметил Шнуррбарт.
Мааг усмехнулся, и Крюгер одарил его недобрым взглядом. Затем он повернулся к Шнуррбарту и холодно сказал:
— Ты мог бы воздержаться от подобных замечаний в присутствии рядовых.
Шнуррбарт неожиданно закашлялся, в то время как остальные с забавным изумлением посмотрели на раскрасневшееся лицо Крюгера. Пруссак не обратил на них внимания. Он быстро шагнул вперед, раздавил червяка тяжелым сапогом и поспешил к выходу.
— Вы меня еще вспомните! — бросил он на ходу.
Шнуррбарт кивнул:
— Конечно, каждый раз, когда будем заходить в сортир.
Крюгер скрылся. Мааг повернулся к Шнуррбарту:
— Да что это с ним такое? Какая муха его укусила? Он ведь пошутил, верно?
— Разумеется, — подтвердил Шнуррбарт, не сводя глаз с раздавленного червяка, все еще продолжавшего извиваться. — Всего лишь пошутил, — добавил он и вышел прочь.
Мааг пожал плечами.
— Это у них окопная лихорадка, — сердито произнес он. — Они ее где-то подхватили.
Пастернак ничего не ответил. Он думал о Бреслау, своем родном доме, и неожиданно все показалось ему еще более сложным и безнадежным.
В тот вечер все сидели по своим блиндажам. Штайнер, лежа на койке, машинально перелистывал томик Эйхендорфа. На душе было тревожно, хотя он сам не смог бы сказать, почему. Фабер сидел за столом и писал письмо. Его огромные волосатые руки закрывали почти целиком весь лист бумаги. Время от времени он задумчиво смотрел на пламя свечи, после чего аккуратно выводил еще несколько слов. Рядом с ним, занимая вторую половину стола, Керн и двое других бойцов резались в карты, шепотом комментируя ход игры. Какое-то время Штайнер наблюдал за их лицами, а когда надоело, решил взглянуть, что делается в других блиндажах. Однако стоило ему встать, как дверь распахнулась и перед ним возникла широкая физиономия ротного. Все солдаты как один вскочили с мест. Ротный жестом велел им оставаться на месте.
— Не хочу вам мешать, — сказал он и повернулся к Штайнеру: — Вы проводите меня по нашим позициям. — Голос его был лишен каких-либо эмоций, и Штайнер слегка растерялся. Не говоря ни слова, он взял свой автомат и вышел вслед за Майером.
Ночь была теплой и тихой. Они проверили пулеметы и позиции снайперов. Майер по-прежнему был немногословен. Донесения часовых он выслушал без обычных для него нескольких ободряющих слов. Дойдя до правой стороны сектора, он развернулся и зашагал назад, однако, сделав всего несколько шагов, остановился и выглянул из окопа.
— Если русские будут и дальше передвигать свои окопы, как они делали до сих пор, то вскоре они будут вон там, — прокомментировал Майер, указывая вверх.
Штайнер кивнул. Он вот уже два дня знал, что русские заняты тем, что роют траншею, которая тянулась от края леса через открытое пространство в направлении позиций второй роты.
— Когда они почти вплотную подберутся к нам, — ответил он довольно легкомысленным тоном, — мы нанесем им визит. Правда, покончить с ними мы сможем не раньше, чем послезавтра.
— Хотелось бы надеяться, — вздохнул Майер и сделал шаг назад. Штайнер почувствовал на себе пристальный взгляд ротного. Странное поведение Майера начинало действовать ему на нервы, и он едва не спросил, в чем, собственно, дело, но ротный опередил его.
— Малоприятное дельце, — произнес он неуверенным тоном. — Сегодня днем я столкнулся с Трибигом. Он сказал, что два года назад вы были понижены в звании. Это верно?
Штайнер на секунду закрыл глаза. Он не исключал такого развития событий, однако вопрос был задан гораздо раньше, нежели он предполагал. Да, Штрански уже подсуетился, подумал он, презрительно скривив губы, и ледяным тоном ответил:
— Верно.
Майер кивнул.
— И почему же, если не секрет?
— Думается, вы и без меня уже знаете, почему, — спокойно ответил Штайнер.
И вновь кивок. Лицо ротного словно окаменело.
— Я слышал эту историю с одной стороны, теперь хотелось бы услышать с другой. Видите ли, я надеюсь, что вам есть что рассказать.
Последние его слова прозвучали как приказ.
Штайнер нахмурился.
— Не вижу причин, — возразил он холодно. — Я никому не обязан ничего объяснять, даже командиру роты.
Майер явно не ожидал таких слов.
— Штайнер, вы это серьезно?
— Еще как, черт побери, если вам уж так хочется знать. — В его голосе прозвучали металлические нотки. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем, не проронив больше ни слова, Майер развернулся и зашагал прочь. Штайнер даже не шелохнулся. Он остался стоять на месте, вглядываясь в темноту, и губы его кривились в презрительной усмешке. Идиот, подумал он, чертов идиот, вот ты кто. Спустя какое-то время он принялся насвистывать мелодию. Почему-то ему было смешно; ощущение это достигало даже кончиков его пальцев и вызывало головокружение, словно он выпил пльзеньского, подумал он с какой-то болезненной веселостью. Внезапно тишину ночи прорезал стрекот русского автомата, и прямо над его головой просвистели пули. Сыпля проклятиями, он машинально пригнулся, упав на колени. Но страх длился лишь считаные секунды. Он тотчас вскочил, огромными прыжками преодолел расстояние, отделявшее его от ближайшей огневой точки, протиснулся в дзот и в темноте столкнулся с солдатом, который пытался выбраться наружу. Моментально узнав голос Маага, Штайнер схватил его за плечо:
— Эй, ты куда?
Ему пришлось перейти на крик, чтобы быть услышанным.
— За подкреплением, — пролепетал тот, сбитый с толку неожиданной встречей.
— И ради этого ты готов оставить свой пост? — рявкнул на него Штайнер, вновь заталкивая его в дзот. Как только они оказались внутри, он нащупал в темноте пулемет, а сам тем временем продолжил отчитывать нерадивого пулеметчика.
Правда, русские вскоре прекратили автоматный огонь, и Штайнер заглянул в смотровое отверстие. Мимо со свистом пронеслось несколько снарядов и разорвалось где-то поблизости.
— Эх, хотел бы я знать… — буркнул Штайнер, однако не договорил, а вместо этого набросился на Маага: — Где ракетница?
— Здесь, — ответил Мааг, протягивая ее Штайнеру. Не успел тот выпустить в отверстие ракету, как заговорил пулемет, и у них над головами, жужжа и рикошетом отскакивая от стен, закружились пули, словно они попали в огромный улей.
— Должно быть, они как раз напротив нас, — дрожащим голосом произнес Мааг. — Вон там, в воронках.
