— Скажи, что со мной случилось? Почему ты молчишь?
— Ничего особенного, — наконец ответил Штайнер. — Тебя немного царапнуло пулей, только и всего. — Немного помедлив, он добавил с деланой жизнерадостностью: — В самом деле, только и всего.
— Плохи мои дела?
— Нет, всего лишь царапина. Ничего серьезного.
— Неправда, — возразил Дитц. В его голосе прозвучала такая уверенность, что у Штайнера перехватило дыхание.
— Почему неправда? — беспомощно спросил он.
— Неправда, что со мной ничего серьезного. Не лги мне. Я чувствую, что мне изрешетило всю грудь.
— Ничего особенного с твоей грудью не случилось, — поспешил заверить его Штайнер. — Тебе просто попали в спину, только и всего. — Он почувствовал, как от напряжения у него на лбу выступил пот. — Завтра мы положим тебя на носилки, поместим их на лошадей и отвезем в батальон. Послезавтра ты будешь уже в санитарном поезде и отправишься домой.
Дитц ничего не ответил. Как только Штайнер упомянул про лошадей, он вспомнил, что с ним произошло. Приподняв голову, юноша прошептал:
— Извини, что так вышло, я хочу сказать, мне жаль, что я упустил ее. Я…
Штайнер перебил его:
— Господи, да не переживай ты так из-за этой паршивой клячи. Нам все равно придется избавиться от них.
— Ты серьезно?
— Конечно. Иначе зачем я стал бы об этом говорить?
Дитц закрыл глаза и задумался. Он погнался за лошадью и не смог поймать ее. Затем он остановился и тогда… Он широко открыл глаза и издал громкий крик. Солдаты встрепенулись и тревожно посмотрели на него. Крик все не прекращался и, казалось, рвался из самых глубин тела Дитца. Солдаты обступили его.
— Он сейчас накличет на нас русских! — проворчал Керн.
Штайнер посветил фонариком на лицо умирающего юноши.
— Успокойся, не надо бояться. Мы с тобой. — Крик прекратился. — Жаль, что с нами нет врача, — сказал Штайнер. — Он бы сделал ему укол морфия.
— Он хотел стать врачом, — сообщил Пастернак и, немного помолчав, добавил: — Как ты думаешь, с ним все будет в порядке?
Штайнер не ответил. Помолчав, он произнес:
— Давайте-ка лучше ложитесь!
— Сам ложись, — сказал Шнуррбарт. — Я вместо тебя посижу с ним. Тебе тоже нужно хотя бы пару часов поспать.
Штайнер отрицательно покачал головой:
— Я не устал.
Солдаты вернулись по своим местам. Заметив, что Шнуррбарт задержался и остался стоять рядом с ним, Штайнер нахмурился.
— В чем дело? — раздраженно спросил он. — Я же сказал, что не устал.
— Не будь таким упрямым, — отозвался Шнуррбарт.
Штайнер уже собрался сказать что-то резкое, но в это мгновение заговорил Дитц. Ни он, ни Шнуррбарт не заметили, что глаза юноши были открыты.
— Вы не должны ссориться, — еле слышно произнес он. — Почему вы опять ссоритесь?
Штайнер тут же повернулся к нему:
— Мы не ссоримся, — заверил он Дитца.
— Вы ссоритесь. Помиритесь, прошу вас. Пожалуйста.
Штайнер выключил фонарик.
— Пожалуйста! — прошептал юноша.
Штайнер посмотрел на Шнуррбарта, молча стоявшего рядом с ним. Он почувствовал, как Дитц пытается найти в темноте его руку, и успокаивающе положил ладонь на лоб юноши.
— Пожалуйста!
Штайнер кивнул и в следующее мгновение понял, что умирающий не может видеть его кивка. Нагнувшись над ним, он произнес:
— Помирюсь.
Подняв глаза, он увидел, что Шнуррбарт зашагал прочь. Дитц лежал неподвижно. Штайнер посмотрел на его лицо. В лесу было тихо. Затем среди деревьев прозвучал какой-то шорох. Когда он сделался громче, лицо умирающего претерпело странное изменение. Черты лица сузились, стали тоньше. Брови высоко поднялись над чистым белым лбом. Уши как будто спрятались под прядками темно-каштановых волос. Штайнер, затаив дыхание, склонился над Дитцем. Перед его глазами заплясали какие-то темные круги, однако лицо перед собой он видел с поразительной отчетливостью…
Алые губы были приоткрыты, обнажая мелкие ровные белые зубы. Он видит огромные темные глаза, в которых застыло невыразимое отчаяние. Силы покидают его. Он видит снежинки на ее лице. Его голым рукам мучительно холодно. Несколько минут назад она соскользнула с узкой и крутой горной тропы. Он бросился вперед и схватил ее за руки. Потом и сам заскользил, опускаясь вниз дальше до тех пор, пока ему не удалось ногами зацепиться за что-то. Теперь он лежит, крепко прижимаясь к земле, а ее лицо находится прямо под ним. Она висит над краем утеса, а ее пальцы впиваются в ее руки. Он знает, что все потеряно, что уже нельзя вытянуть ее, и глядит ей прямо в глаза. Она что-то говорит, но ее слова не проникают в его сознание. Ему кажется, будто он мертв и не видит ничего, кроме ее глаз…
— У тебя нет сердца, Анна.
— Нет, есть, Рольф. Вот оно, я покажу тебе его. — Она кладет его руку на свою маленькую грудь. Это уже превратилось в привычный ритуал. Когда он становится настойчивым, она обуздывает его нетерпение коротким словом «нет» и простым жестом.
Он качает головой.
— Ты не знаешь, как мне тяжело.
— Знаю, Рольф.
— Тогда это замечательно.
— Проявляй терпение.
Он вздыхает, берет обеими руками ее лицо и внимательно изучает его. Его взгляд останавливается на ее губах, и он говорит:
— Твой рот.
— Что особенного в моем рте?
— Не знаю… — смеется он. — Понимаешь, когда парень целует его, он никак не может насытиться им.
— Не говори так, Рольф. Это звучит неестественно, и… — Она отводит взгляд в сторону, и ее лицо принимает хмурое выражение. — И так печально, — добавляет она. Затем неожиданно бросается в его объятия. Прижав его к себе, она восклицает:
— Ты всегда будешь любить меня?!
— А кто я буду без тебя?
Когда он пытается сесть, она берет его за волосы.
— Это не ответ. Обещай мне!
Тепло. Над лугом дрожит воздух. Верхушки деревьев тянутся к солнцу. Над ними пролетает бабочка и скрывается среди травы. Он медленно тянется за ее рукой. Подносит ее к своим губам.
— Всегда, — говорит он. — Всегда. — Когда она радостно улыбается, он притягивает ее к своей груди и шепчет: — Я должен признаться тебе — ты чудо. — Он снова смотрит поверх ее головы на лес, туда, где горы сливаются с небом, и продолжает: — Ты подобна воздуху над горными льдами. Ты — все то, чего я не могу постичь разумом, потому что ты всегда изумляешь меня, когда я смотрю на тебя. Ты — то, что ты есть, и даже намного больше.
Она медленно поворачивается к нему, и он видит слезы в ее глазах.
