Крюгер шел позади Шнуррбарта. Его лицо лоснилось от пота. Глаза жгло так, будто в них бросили пригоршню перца. Автомат, висевший на правом плече, похоже, весил целую тонну. Последовав примеру других солдат, он уже давно выбросил противогаз и каску. Когда Крюгер останавливался, а делал это он довольно часто, то чувствовал, как дрожат ноги, готовые предательски подкоситься в любое мгновение. Горло отчаянно саднило, восстановить дыхание было очень тяжело.
Остальные чувствовали себя не лучше. Особенно страдал Дитц. Он судорожно хватал ртом воздух, каждый шаг давался ему с великим трудом. Коробки с патронами казались тяжелыми, как свинец. Штайнер помог ему и какое-то время нес их за него. Но Дитц был уже настолько измотан, что его не спасала даже эта кратковременная помощь. Он шел, опустив голову, тупо уставившись на землю у себя под ногами. Его мозг как будто перестал воспринимать окружающий мир. Дитц настолько устал, что уже не чувствовал боли. Но хуже всего была жажда. Ему часто казалось, будто он слышит шум лесного ручья где-то за соседней горой. Однако каждый раз, когда он поднимал воспаленные глаза, перед его взглядом представали лишь бесконечные спутанные клубки кустарника и лабиринт деревьев.
Дитц еще какое-то время заставлял себя идти вперед. Затем его колени неожиданно подкосились, и он со стоном повалился на землю. Дорн, шагавший позади него, замер на месте и попытался крикнуть остальным, чтобы те остановились. Однако из его иссушенного жаждой горла вырвался лишь жалкий хрип, похожий на мерзкое карканье вороны. Ему пришлось крикнуть еще пару раз, прежде чем шедшие впереди солдаты остановились. Когда к нему подбежал Штайнер, остальные солдаты один за другим попадали на землю там, где стояли.
— В чем дело? — спросил Штайнер.
Дорн беспомощно пожал плечами:
— Он упал.
Штайнер выругался. Нагнувшись над Дитцем, он энергично встряхнул его за плечи:
— Вставай, парень! Перестань дурить! Нужно идти!
Дитц даже не пошевелился. Штайнер быстро посмотрел на остальных солдат. Они лежали на земле, тяжело дыша. Ему стало ясно, что их теперь никакими силами не заставишь тотчас же встать и отправиться дальше. Его лицо исказилось недовольной гримасой. Штайнер снял с пояса фляжку и сбрызнул теплой водой лоб и виски потерявшего сознание Дитца. Затем расстегнул китель на его груди. Через минуту Дитц открыл глаза и смущенно огляделся по сторонам.
— Все отлично, — произнес Штайнер. — Давай, держись, малыш! Нам еще долго идти.
— Я больше не могу, — простонал Дитц, пытаясь приподняться. Штайнер закусил губу, еле сдерживая раздражение. Действительно, всем нужен отдых. Но они не прошли еще и половины пути, а этот парень уже сломался.
— Ты должен дать людям отдых, — сказал Шнуррбарт, встав и подойдя к Штайнеру.
— Рано. Сейчас только два часа, — возразил Штайнер.
Шнуррбарт пожал плечами:
— Знаю, но нельзя требовать от людей невозможного.
— Ну, хорошо, — процедил сквозь зубы Штайнер. Он заметил Цолля, лежавшего на животе и положившего голову на руки. Затем подошел к нему и спросил: — Где твои коробки с патронами?
Остальные солдаты насторожились. Увидев, что Цолль даже не шелохнулся, Штайнер носком сапога пнул его в бок.
— Ты что, не слышишь меня?
— Оставь меня в покое! — огрызнулся Цолль.
— Десять минут назад коробки у него были, — сообщил Крюгер. — Он, должно быть, выбросил их.
— Значит, ему придется сходить за ними, — ответил Штайнер. Цолль даже не пошевелился. Штайнер нагнулся и, схватив его за ремень, рывком поставил на ноги. Цолль, с перекошенным от ярости лицом, попытался вырваться. Прежде чем Штайнер успел остановить его, он схватил винтовку и угрожающе поднял ее ствол.
— Убери прочь свои грязные лапы! — прохрипел он. — Если прикоснешься ко мне еще раз, убью!
Штайнер с любопытством заглянул в его безумные глаза.
— Ты еще слишком желторот для этого! — тихо произнес он. — Видишь? — Он бросил свой автомат на землю. Когда Шнуррбарт и Крюгер двинулись было к ним, он жестом остановил их. Те замерли на месте и наблюдали за тем, как Штайнер подошел к Цоллю так близко, что дуло винтовки теперь было направлено ему прямо в живот. — Если выстрелишь, то тебя повесят, — произнес Штайнер. Взяв винтовку за ствол, он забрал ее у Цолля. Это было сделано настолько спокойно и буднично, что никто даже не удивился. Напряжение спало.
— Ублюдок! — пробормотал Крюгер. Взгляды солдат обратились на Цолля, который стоял неподвижно. На его лице одновременно читались испуг, ярость и стыд. Штайнер поднял с земли свой автомат и таким же будничным спокойным тоном произнес:
— Выступаем через пятнадцать минут. Сходи за своими патронами.
Цолль на мгновение замешкался, затем развернулся и исчез в кустарнике.
— Вот же засранец! — чертыхнулся Крюгер.
— Я проверю, как он выполнит приказ, — сообщил Штайнер и повернулся к Дитцу: — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, — ответил тот. Штайнер ободряюще кивнул ему. Остальные снова вытянулись на земле.
— Далеко еще идти? — поинтересовался Ансельм.
— Больше половины того, что прошли, — пожав плечами, ответил Штайнер.
— Сегодня мы не успеем дойти, — произнес Пастернак.
— Успеем, черт побери! Мы должны дойти! — энергично возразил Мааг.
— Только не через этот мерзкий лес! — мрачно проговорил Голлербах.
Крюгер снова выругался.
— Хотел бы я знать, где мы сейчас находимся. Черт бы побрал этот проклятый лес. Нам следовало попытаться пойти по дороге. Будь оно все проклято! — он с досадой прихлопнул комара, севшего ему на лоб. — Эти твари меня доконают!
Шнуррбарт потянулся за трубкой.
Наблюдая за ним, Керн сказал:
— Давай, выкури этих гадов!
Через секунду к ним подошел Штайнер.
— Как дела, Профессор? — спросил он Дорна.
Его дружелюбный тон явно удивил Дорна.
— Потихоньку. Справимся, если все не станет еще хуже! — улыбнулся он.
Штайнер сунул в рот сигарету.
— Обязательно станет, — ответил он. Похоже, что он совсем не испытывает усталости. Крутой парень, подумал Дорн и спросил:
— Почему сам не садишься?
— Потому что, когда придет время вставать, тебе покажется, что устал больше прежнего, — ответил тот.
— Это точно, — подтвердил Шнуррбарт.
— Тогда почему ты все-таки сел? — поинтересовался Дорн.
Шнуррбарт пыхнул трубкой и выпустил клуб дыма в сторону роя насекомых.
— Могу ответить, — мрачно произнес он. — Я сел потому, что настолько устал, что устать больше, пожалуй, не смог бы.
