Где-то вдалеке пророкотали взрывы, однако их тотчас поглотила октябрьская тишина. Но Брандт их не слышал, ибо в душе его царило умиротворение; оно протянулось от одного края горизонта до другого словно стеклянный купол. Он чувствовал себя легко и спокойно, как человек, который знает, куда лежит его путь. И если ему что-то и осталось сделать, так это ждать.
Позади него открылась дверь, и он услышал голос Кизеля.
— Командиры все, как один, прибыли, — доложил адъютант. Несколько мгновений офицеры стояли, переминаясь с ноги на ногу, и растерянно переглядывались. Брандт медленно подошел к столу и взял с него несколько листков бумаги.
— Итак, господа, нам предстоит следующее… — начал он.
18
Батальон занял свои последние позиции на плацдарме. Вторую роту поставили прикрывать западный выход из тоннеля. Все солдаты, за исключением часовых, легли, чтобы хотя бы немного поспать. Остатками роты командовал фельдфебель Шульц. Он сидел возле выхода из тоннеля вместе с Крюгером и Фабером. Их односложная беседа увяла буквально через несколько минут, и теперь они тупо наблюдали за тем, как Крюгер с какой-то патологической придирчивостью рассматривает носки, точнее то, что от них осталось. Неожиданно он выругался и изо всех сил вогнал кулак в огромную дыру, где когда-то располагалась пятка.
— Нет, вы только взгляните!
— Убери от нас свои вонючие носки! — велел ему Шульц, морща нос. — Чем мы тебе можем помочь? Если тебе нужны новые носки, обратись к каптенармусу.
— Каптенармусу? — фыркнул Крюгер. — Может, ты заодно скажешь мне, где можно найти на Восточном фронте каптенармуса? Говорю вам, или пусть мне выдадут новые носки, или я заткну эти им в задницу. Наживаются даже на войне!
— У меня у самого осталась только одна пара, — произнес Фабер и пожал плечами: — Тебе надо было спросить у Фетчера.
— У Фетчера! — Крюгер недовольно махнул рукой. — Ты видел, какую физиономию скорчил он, когда увидел Шнуррбарта? Я думал, он вот-вот разревется. А ведь у нас причин на то было даже побольше, чем у него.
— Где вы его похоронили? — спросил Шульц и выглянул из тоннеля на солнечный октябрьский день.
Крюгер моментально помрачнел.
— Там было несколько деревьев, — произнес он, — примерно в трехстах метрах от тылового обоза. Ну и мы…
Он умолк.
Шульц поковырял пальцами в земле.
— Спасибо Монингеру, что дал вам телегу. Иначе вам ни за что бы не пронести его последнюю пару километров.
Крюгер кивнул в знак согласия. Как только они добрались до батальона, он тотчас отправился к командиру первой роты и попросил у него телегу, на которую потом положили Шнуррбарта. Поскольку Штрански до возвращения Штайнера назначил Шульца временно командиром второй роты, то у Крюгера с Фабером не возникло проблем, чтобы отлучиться на пару часов. И вот теперь несколько минут назад они вернулись и пока что не проронили ни слова о своей экспедиции. Шульц же не стал задавать им лишних вопросов. Вместо этого он завел разговор о новом командире батальона. Эти двое выслушали его в немом изумлении.
— Странно, однако. Так внезапно командиров не меняют, — Крюгер не стал скрывать своего подозрения. — А нового ты уже видел?
— Пока что нет, — ответил Шульц. — Он лишь позвонил и сказал, что будет здесь сегодня утром. Мол, хотел бы лично взглянуть на наши позиции. Штрански просто взял и исчез, словно его тут и не было. Хотел бы я знать, куда.
— Какая разница, — буркнул Крюгер. Он уже утратил всякий интерес к разговору и с мрачным видом рассматривал собственную ногу, голую и грязную.
Шульц закурил.
— Интересно, где сейчас русские?
И он бросил взгляд вперед, туда, где был установлен тяжелый пулемет. Рядом застыл часовой, устремив взгляд через железнодорожную насыпь на запад — там не было никаких признаков жизни.
— Ничего, скоро объявятся, вот увидишь, — произнес Крюгер. — Лично мне куда более интересно, как там Штайнер. Скоро уже десять часов.
— Мне тоже, — согласился Шульц и добавил, понизив голос: — Надеюсь, никто не разболтал про Трибига. Потому что стоит кому-то сказать хотя бы словечко, как на нас обрушатся неприятности.
— Это почему же? — спросил Крюгер, и его апатии как не бывало. Он тотчас стал весь внимание. Когда же Шульц, ничего не ответив, пожал плечами, он наклонился к нему ближе:
— У Трибига перед самой рожей взорвалась русская ручная граната, — произнес он с такой угрозой в голосе, что Шульц даже отпрянул. — Вот и все, и ничего больше. Если же кто-то вякнет что-то еще, то я лично разнесу ему башку. Надеюсь, я понятно выразился.
— Понятно, но только зачем орать? — произнес Шульц, чувствуя себя довольно неловко, и с испуганным видом огляделся по сторонам. Но Крюгера было не так-то легко успокоить. Его физиономия раскраснелась от злости.
— Просто мне так нравится, потому я и ору, а если это кому-то не нравится, то пусть лучше явится ко мне в каске да к тому же не забудет хорошенько ее застегнуть, чтобы потом было во что собирать кости.
Похоже, он был намерен и дальше продолжать в том же духе, но тут ему на плечо положил руку Фабер:
— Никто ничего не станет говорить, а даже если и сболтнет словечко, то мы еще здесь. А тебе лучше попридержать свой пыл.
Крюгер потихоньку остыл и вновь предался созерцанию своих грязных ног. Вывод он сделал следующий — ему было бы неплохо помыться, причем в самое ближайшее время. Поскольку сама эта идея предполагала наличие ванны, то он мысленно перенесся к себе домой, в Кенигсберг, и грустно вздохнул.
— В чем дело? — спросил Шульц.
Крюгер пожал плечами.
— Просто я о чем-то задумался, — уклончиво ответил он и повернулся к Фаберу: — А ты почему притих?
— Я вообще-то молчун, — ответил тот.
Крюгер кивнул:
— Это верно. — Раньше он как-то об этом не задумывался, но лишь теперь понял, что Фабер действительно говорил очень мало. — В этом есть свои плюсы. Когда-то я был знаком с одной девушкой. Так вот, она была такой же тихоней, что и ты.
— Вот бы мне такую жену, — заметил Шульц. — А ты сам почему на ней не женился?
Крюгер ничего не ответил, и его приятели поняли, что расспрашивать дальше бесполезно. Шульц продолжал дымить сигаретой. В тоннеле несколько солдат явно вели соревнование на звание самого громкого храпуна. Часовой у пулемета стоял понурившись — дремал на ногах.
— Черт, — негромко выругался Шульц. Двое других вопросительно посмотрели на него — мол, что такое?
— Да все, — объяснил он, пожимая плечами. Неожиданно ему в голову пришла одна мысль: — А правда, что твой отец русский? — спросил он.
— Ты имеешь в виду меня? — спросил Крюгер.
