— Времени на разговоры нет. Нужно заблокировать эту сторону ящиками. Русские уже близко.
И все в спешном порядке принялись возводить баррикаду. Заодно перегородили и второй коридор. Штайнер тем временем обвел взглядом помещение. Казалось, оно специально было устроено для того, чтобы в нем пересидеть осаду. С любой из сторон русским пришлось бы бежать по длинному коридору, не имея никакого укрытия. Остановить их пулеметной очередью не составит труда, причем на таком расстоянии, что они не смогут воспользоваться ручными гранатами. Штайнер носился из угла в угол, раздавая распоряжения, и все это время чувствовал на себе взгляды бойцов, слышал их приглушенное перешептывание. Стоило подойти ближе, как разговоры стихали. Даже Фабер с Крюгером, и те не были исключением. Они сидели на ящике, бледные как полотно, и молча наблюдали за ним. Позади них лежал Шнуррбарт. Все, как один, трусят, презрительно подумал Штайнер. От страха готовы наложить в штаны. И тут он заметил радистов.
Штайнер решительно направился в их сторону, и один из них поднял голову.
— Мы установили связь со штабом полка, — доложил он.
— А как там батальон? — спросил Штайнер. Радист пожал плечами.
— Штаб батальона не отвечает, — ответил он. — Бог знает, что там у них не так.
— Знаете, что я вам скажу, — встрял в их разговор Шульц. — Эти гады уже нас списали. Для них мы уже не существуем. Они похоронили нас живьем.
Он перевел взгляд на грязный сводчатый потолок, что изгибался над их головами, словно крышка гроба.
— Заткнись! — рявкнул на него Штайнер и вновь повернулся к радистам: — А как вы сюда попали?
Пока один из них пустился в объяснения, Штайнер стоял, закрыв глаза, пытаясь мысленно начертить план подвала. Наконец он кивнул.
— Мы обежали по периметру квадрата и теперь снова находимся под башней. Если только наши не пробьются сюда, чтобы вызволить нас, придется это делать самим. Свяжитесь с полком! — распорядился он.
Радисты тотчас надели наушники.
Получив от Трибига тревожное донесение, Штрански устало сел за стол. Долгожданного ликования по поводу гибели Штайнера он не ощутил и теперь пытался понять, почему. Зато он со всей отчетливостью ощутил нечто другое — над его головой собрались огромные черные тучи, и ничего хорошего они ему не сулят. Если русские их уничтожат, размышлял Штрански, то его положению не позавидуешь. В какой-то момент он подумал, не убрать ли с занимаемых позиций первую или третью роту с тем, чтобы переместить линию обороны ближе к штабу батальона. Но прежде чем это сделать, придется просить разрешения у Брандта. Наконец гауптман нашел в себе мужество снять телефонную трубку и обратился к командиру взвода связи.
— Соберите всех солдат, что имеются в вашем распоряжении, и займите позиции перед командным пунктом, — распорядился он. — Если что-то случится, немедленно пришлите ко мне вестового.
На мгновение на том конце провода воцарилась мертвая тишина.
— Мне нужно как минимум четверых операторов на коммутатор и радиостанцию, — раздался в конце концов голос Хюзера. Эти слова дались ему с явным трудом.
Штрански нетерпеливо закусил губу.
— Хватит вам и одного! — резко возразил он. — На наши головы в любую минуту могут свалиться русские, так что солдаты будут вам куда нужнее на улице, перед командным пунктом. Как только угроза минует, я поставлю вас в известность, и ваши солдаты смогут вернуться к выполнению своих обычных обязанностей. Кстати, сколько их у вас?
— В настоящее время лишь шестеро, — неуверенно ответил Хюзер.
Штрански нахмурился:
— Это почему же? В вашем взводе числятся пятнадцать человек.
— Остальные тянут телефонные линии к первой и третьей ротам, — пояснил Хюзер.
— В таком случае возьмите вестовых и делайте то, что вам сказано.
Штрански положил на место трубку и закурил. Сделав несколько затяжек, бросил сигарету на пол и загасил каблуком. Гнетущая тишина в комнате начинала действовать ему на нервы. Он попытался развеять мрачные думы тем, что представил себе Францию. Если то, что написал ему кузен, соответствует истине, то приказ о переводе можно ждать со дня на день. Кузен же еще ни разу не подводил его, подумал Штрански и довольно ухмыльнулся.
Он продолжал сидеть, время от времени нетерпеливо поглядывая на часы. Батальон должен начать отступление примерно через час. Все роты, за исключением второй, поставлены в известность и оставят занимаемые позиции согласно плану. Лейтенант Монингер прислал донесение, что у него имеется связь с 3-й ротой и что в обоих секторах обстановка спокойная. Спокойная? Штрански невесело улыбнулся. В этом спокойствии нет ничего хорошего, скорее наоборот. Оно действовало на нервы, и вынести его было куда тяжелее, нежели вчерашние бои.
Не в состоянии стряхнуть с себя мрачные мысли, он подошел к окну и выглянул на темный двор.
— Никаким спокойствием здесь даже не пахнет, — прошептал он самому себе. — Мы все здесь как загнанные звери.
Его мысли вновь и вновь возвращались ко 2-й роте. Пора и ей отдать приказ к отступлению. Может, все-таки, в конце концов, стоит, подумал он, послать вестового? Интересно, жив ли Трибиг? Сказать по правде, он был бы не против, если бы Трибиг не вернулся, но тянуть с приказом дальше нельзя. Гауптман вновь бросил взгляд на часы. Оказалось, что с момента его разговора с Хюзером прошел целый час. Сейчас часы показывали без двадцати четыре. Штрански потянулся к телефону, но тут до него дошло, что дом пуст, что здесь никого нет, кроме нескольких солдат-связистов, да и те сейчас на улице. Гауптман метнулся к двери. Неожиданно ему вспомнилось радиодонесение Трибига. Поскольку он тогда намеренно предпочел не ставить в известность штаб, то вернулся к столу и сжег донесение в пламени свечи. После чего снова направился к двери. Но уже в следующий момент она распахнулась и на пороге вырос Кизель. Его лицо было искажено гневом — таким Штрански его еще ни разу не видел. Не говоря ни слова, Кизель прошел мимо него, сел за стол, сунул руку в карман и с видом прокурора положил на стол листок бумаги. Молчание становилось невыносимым. Оно словно стена разделяло обоих офицеров. Наконец Штрански, устав играть в молчанку, выжал из себя подобие улыбки и спросил:
— Так это вы, герр Кизель?
— Как видите, герр Штрански. И у меня для вас есть новость.
Кизель подождал, когда Штрански тоже сядет, и лишь потом заговорил снова:
— Меня прислал командир полка. Не могли бы вы доложить, что со второй ротой?
Штрански облизнул пересохшие губы и попытался, насколько это было в его силах, сохранить невозмутимость.
— Последнее донесение пришло от Трибига, — произнес он так, будто речь шла о какой-то мелочи. — Но вы и без меня знаете, кто такой Трибиг.
Правда, стоило ему посмотреть на Кизеля, как под ледяным взглядом адъютанта командира полка от его сардонической усмешки не осталось и следа.
