— Извините, герр полковник, я пока еще не уточнял, — замялся Штрански. — Десять или пятнадцать человек, как мне кажется. Я немедленно выясню это у лейтенанта Мейера.
— Вам следовало сделать это раньше. Хочу, чтобы вы регулярно сообщали о том, как обстоят дела с этим взводом.
В трубке раздался щелчок, и Штрански медленно положил ее на рычаг. Затем встал и негромко чертыхнулся. Подойдя к окну, он принялся разглядывать залитый солнцем пейзаж. За что ему приходится так страдать? В конце концов, он сам попросил перевести его сюда из Франции. Наверное, я сошел с ума, подумал он, просто потерял голову. Штрански вернулся к столу, достал из полевой сумки карту и разложил ее на столе. Его взгляд скользнул по лесному массиву, протянувшемуся на восток со стороны Крымской до позиций, занятых батальоном только вчера. Зеленая поверхность во многих местах пересекалась тонкими синими линиями. Это, разумеется, болота. Изучение карты наполнило гауптмана несомненным удовольствием. Протеже командира полка придется несладко, подумал он. Сначала лес, затем город и, наконец, позиции русских войск. Штрански медленно выпрямился. Есть ситуации, когда люди могут доставить тебе неприятности, сами не зная об этом. Гауптман задумчиво сложил карту. Прежде всего необходимо твердо заявить о себе, следующая задача состоит в том, чтобы научить подчиненных знать свое место. После того как он укрепит свои позиции в батальоне, их не сможет пошатнуть даже сам Брандт. Во Франции он смог сделать это в первую же неделю. Здесь обстановка значительно сложнее. Но он своего добьется. Хотя и существуют некоторые ограничения в сфере полномочий командира батальона, его способности решать подобные проблемы гораздо сильнее способностей генерала. Чем меньше камешек, попавший в сапог, тем больше неприятностей он способен доставить. Подобное сравнение позабавило Штрански.
Раздался стук в дверь.
— Кто там?
Дверь открылась, и на пороге появился адъютант.
— Я только что узнал, что вы вернулись, герр гауптман. Я вам не помешал?
— Я вам зачем-то нужен? — недружелюбно осведомился Штрански.
Лейтенант Трибиг улыбнулся:
— Двадцать минут назад звонил майор Фогель. Просит вас зайти к нему как-нибудь вечером.
— Благодарю вас. Что еще?
— Нет, герр гауптман. Изволите дать какие-то распоряжения?
Штрански с неудовольствием отметил, какие тонкие, почти женственные черты лица у этого лейтенанта. Что он за человек? — подумал гауптман. В его голосе не слышно интонаций военного, а вьющиеся волосы причесаны чересчур аккуратно.
— Впрочем, я кое-что вспомнил, — продолжил Штрански все тем же неприязненным тоном. — Передайте командирам рот, что завтра утром я жду их на совещание. Оно состоится у меня, в девять ноль-ноль.
— Так точно, герр гауптман. Еще приказы будут?
— Нет, можете идти.
Трибиг отдал честь. Когда дверь за ним закрылась, Штрански опустился на койку. «Что нужно Фогелю? — подумал он. — Откуда такая внезапная дружба?» На прошлой неделе, когда они впервые встретились в штабе полка, этот пожилой майор отнесся к нему с высокомерной снисходительностью. Но он командир 3-го батальона, и никто не может сказать наверняка, когда могут пригодиться хорошие отношения с соседями. Тем не менее Штрански не испытывал особой радости от предложения зайти в гости к майору. Их общение на прошлой неделе было коротким, но гауптману этого хватило, чтобы заключить, что Фогель — человек невеликого ума.
Штрански неожиданно почувствовал, что устал и у него слипаются глаза. Это сказывался недостаток сна в прошлую ночь. Он вытянулся на койке во весь рост, затем перевернулся на бок «Когда только закончатся эти неприятности?» — подумал он.
После разговора со Штрански лейтенант Трибиг вернулся в свой блиндаж и сделал несколько телефонных звонков командирам рот. Затем сел за стол и принялся листать старый иллюстрированный журнал. Воздух в блиндаже был затхлый, но снаружи стояла одуряющая жара, и выходить все равно не хотелось. Взгляд лейтенанта остановился на фотографии полуодетой девицы, лежавшей на животе и болтавшей ногами. Грудь ее почти вываливалась из декольте. Трибиг какое-то время внимательно изучал снимок. Затем вырвал страницу из журнала, скомкал ее и бросил в угол. Взглянул на часы. Первый час. Пора перекусить, подумал лейтенант. Вымыв руки над жестяным тазиком, он взял каравай хлеба, отрезал несколько тонких кусков и аккуратно намазал каждый маслом. Налил в кружку холодного кофе из котелка. Ностальгически вспомнил ароматный кофе, который подавали в полевой кухне во время службы во Франции.
Закончив есть, он остался за столом. Неожиданно раздался стук в дверь. В блиндаж вошел ординарец и в нерешительности замер у порога.
— Что-то желаете, герр лейтенант?
— В данный момент пока ничего, — ответил Трибиг и задумчиво посмотрел на мальчишеское застенчивое лицо ординарца. Затем жестом пригласил войти в блиндаж.
— Можешь ненадолго составить мне компанию, — милостиво разрешил он. — Я почти не знаю тебя. Присаживайся.
Юноша огляделся по сторонам. Лейтенант сидел на единственном стуле.
— Можешь сесть на койку, — предложил Трибиг. — Ты всегда такой застенчивый?
Ординарец принял предложению и неуверенно улыбнулся.
— Нет, — еле слышно пробормотал он, усевшись на самый краешек койки.
Трибиг закурил и с интересом посмотрел на ординарца. Кепплера прислали в батальон вместе с пополнением, прибывшим всего несколько недель назад. Трибиг взял его к себе, потому что его прежнего ординарца ранило. Кепплер также был связным 1-й роты. Ему не больше девятнадцати, предположил Трибиг. Нежные, еще не до конца сформировавшиеся черты свежего юношеского лица, беспомощное выражение, которое еще сильнее подчеркивается постоянно приоткрытым ртом.
— Откуда ты родом? — приступил к разговору лейтенант.
Кепплер положил сжатые руки на колени.
— Из Франкфурта, герр лейтенант.
— Неужели? Я хорошо знаю Франкфурт, — заметил Трибиг. — Я когда-то часто ездил туда на моей машине.
В глазах Кепплера мелькнуло восхищенное уважение:
— У вас есть своя машина, герр лейтенант?
Трибиг небрежно кивнул:
— Когда-то была. Правда, ее пришлось передать вермахту. Мы должны вносить свой вклад в дело победы. — Лицо Трибига приняло романтически-задумчивое выражение. Этому мальчишке не обязательно знать, что машина принадлежала фирме, в которой он работал. На таких юнцов упоминание об автомобиле всегда действует безотказно и существенно облегчает дело. Трибиг выпустил кольцо дыма и подался вперед.
— Живешь с родителями? — спросил он.
Кепплер печально покачал головой:
— Нет, герр лейтенант. Они умерли. Мой отец скончался десять лет назад, а мать — семь.
Лейтенант изобразил сочувствие и вкрадчиво произнес:
