С этими словами он повернулся к Штайнеру:
— Вы не отказываетесь от своих слов?
В комнате воцарилось молчание. Штайнер колебался, не зная, что предпочесть — правду или возможность избавиться от врага самым дешевым и легким способом. Он был отнюдь не в восторге от того, что кто-то посторонний вмешивается в его с гауптманом отношения. Это его проблемы, и решать их тоже ему самому.
— Могу я обдумать этот вопрос в течение нескольких дней? — спросил он у Брандта.
Тот опешил.
— Обдумать? — переспросил он с гневом и разочарованием в голосе. — А что, собственно, здесь обдумывать? Вы видели гауптмана? Да или нет?
Штайнер закусил губу. Но в это мгновение к нему пришла помощь — пришла оттуда, откуда он ее не ожидал.
Кизель поднялся со своего места и стремительно направился к ним.
— По-моему, штабс-ефрейтор Штайнер прав, — произнес он, обращаясь к Брандту. Тот сидел за столом мрачнее тучи. — На столь важный вопрос не стоит отвечать сгоряча, здесь необходимо все как следует взвесить.
Брандт вскочил на ноги:
— Только не надо заводить ту же самую чушь! Здравый смысл должен подсказывать вам, что…
Он не договорил, заметив, что Кизель многозначительно ему подмигивает. Тогда полковник повернулся к Трибигу и Штайнеру и велел им подождать за дверью.
— В чем дело? Что за чепуха здесь происходит? — спросил он у адъютанта, когда те двое вышли вон.
— Разумеется, чепуха, — согласился Кизель. — Штайнеру прекрасно известно, где находился во время контратаки Штрански.
Он сделал несколько шагов по комнате, затем резко обернулся.
— У нас с вами есть два варианта, — добавил он спокойно. — Вы можете довести расследование до конца и даже отправить Штрански под трибунал. Но в этом случае Штайнеру придется выступать в качестве свидетеля. Не думаю, что ему понравится эта роль. Возможно, именно по этой причине он хотел бы спустить это дело на тормозах.
Брандт задумчиво потер подбородок.
— Мы могли бы его не вмешивать, — предложил он после долгой паузы.
Кизель с сомнением покачал головой.
— Штрански заподозрит неладное, — возразил он. — Если мы не привлечем главного свидетеля, он наверняка задумается над нашим поведением и сделает неправильные выводы. Думаю, нам не стоит подставлять себя. Более того, мы при всем желании не сможем посадить в грузовик всех солдат второй роты — сорок два человека — и отправить бог знает куда, чтобы они выступили в роли свидетелей. — Заметив, что начальник нахмурился, Кизель шагнул к нему ближе и заговорил едва ли не умоляющим тоном: — На вашем месте я бы не стал делать ничего такого, что грозило бы Штайнеру вторым военным трибуналом, на котором он будет выступать пусть даже в роли свидетеля. Штрански наверняка припомнит его прошлое, и мы с вами окажемся в щекотливом положении. К тому же открытым остается вопрос: сумеем ли мы убедить судей?
— Но это же курам на смех! — рявкнул Брандт и стукнул кулаком по столу. — Он не сумеет обвести меня вокруг пальца, да еще так, чтобы обман сошел ему с рук!
— И не сойдет, — спокойно ответил Кизель. — Я говорил о двух вариантах. Но вы, если примете мое предложение, можете нанести гауптману куда более чувствительный удар.
— Это как же? — спросил полковник.
Кизель сел на стул и закинул ногу на ногу.
— Сегодня вечером я внимательно наблюдал за Штайнером, и мне кажется, что я кое-что понимаю в психологии. По моему убеждению, ему не только претит перспектива выступить свидетелем на военном трибунале, но и сама мысль о том, что он будет главным свидетелем против Штрански.
Брандт покачал головой:
— Но почему, во имя всего святого? Судя по тому, что рассказал Мерц, он должен гореть отмщением.
Полковник издал раздраженный смешок.
— Нет, Кизель, с вашей стороны это чистой воды фантазия! Штайнер спит и видит, как Штрански корчится в аду. Кстати, я хотел бы знать, что, собственно, произошло сегодня вечером. — Брандт потер подбородок. — Я вам с самого начала говорил, что между этими двумя начнутся трения, — добавил он с упреком в голосе, на что Кизель лишь пожал плечами.
— За каждой минутой не уследишь, — ответил он. — Но отныне я постараюсь постоянно держать этих двоих в поле зрения. Надеюсь, мой шурин сможет информировать даже лучше, нежели Мейер. Однако не следует забывать, что я не могу всякий раз вмешиваться в отношения между Штрански и Штайнером, оставаясь при этом незамеченным. Думается, чтобы понять, что там между ними не так, нам следует прежде всего уяснить, какие мотивы ими движут.
— Уверен, вытащить эти мотивы из Штайнера не составит особого труда, — с жаром возразил ему Брандт.
Кизель улыбнулся:
— Я так не думаю. Мое впечатление таково, что разницу в положении между собой и гауптманом он рассматривает как сугубо личное дело. А что касается Штрански, то он скорее будет говорить о последствиях, чем о причинах. Что вы станете делать, если он потребует для Штайнера самых строгих мер дисциплинарного взыскания?
— А это уже моя забота, — ответил Брандт. — Если только он приведет свои угрозы в действие и попробует в обход меня выйти на штаб дивизии, то вскоре поймет, что замахнулся гораздо выше того, что ему по плечу.
— Если не ошибаюсь, у него там связи, — счел нужным напомнить полковнику Кизель.
— Связи! — Брандт презрительно махнул рукой. — Если я накажу его за то, что он представил сфальсифицированные документы, ему не помогут никакие связи. Но мы отвлеклись от темы. Вы только что сказали, что у вас есть план.
— Верно, — подтвердил Кизель. Он докурил сигарету и встал, намереваясь подойти к столу и затушить окурок в хрустальной пепельнице. Лишь после этого он изложил свой план. Когда Кизель закончил, в комнате воцарилось молчание.
— Только вам могла прийти в голову такая идея, — заявил в конце концов Брандт. Несколько минут он сидел, погруженный в раздумья, затем поднял голову и произнес: — Пригласите сюда сразу двоих.
Первым он обратился к Штайнеру:
— Я все как следует взвесил. Что ж, даю согласие. Даю тебе на размышления несколько дней. Надеюсь, тебе понятно, в чем здесь дело?
— Думаю, да, — ответил Штайнер.
Брандт кивнул:
— Значит, всякое непонимание между нами исключено. Дело же вот в чем. Гауптман Штрански утверждает, будто именно он возглавил вторую роту во время контратаки. За это ему полагается Железный крест первой степени. Мне же нужно, чтобы его заявление было, как и полагается, подкреплено двумя подписями. Первую я уже имею, ее поставил лейтенант Трибиг. Вторая должна быть от командира роты. Поскольку лейтенант Мейер погиб, ты, как его заместитель в последнее время, — единственный, кто имеет право поставить вторую подпись. У тебя есть ко мне вопросы?
