— Мы случайно наткнулись на него, — шепотом пояснил он. — Когда он услышал, что происходит, то настоял, что пойдет вместе с нами.
Крюгер посмотрел на Штайнера, который в тот момент отвечал на вопрос ротного. Собственно говоря, он лишь повторил приказ командира батальона.
— А почему, собственно, был отдан такой приказ? — поинтересовался Мерц.
— Понятия не имею! Мы с герром гауптманом имели приятную беседу.
— Что вы имеете в виду под словом «беседа»?
Штайнер улыбнулся:
— Приватный разговор.
— С одобрения самого командира батальона?
Штайнер потер подбородок и расплылся в улыбке:
— Я по натуре осторожен.
Мерц на секунду задумался. Затем велел Штайнеру приступить к работе, а сам повернулся к остальным:
— А вы возвращайтесь к себе.
Видя недовольное выражение на их лицах, добавил:
— Если штабс-ефрейтору понадобится ваша помощь, вас поставят в известность.
Солдаты многозначительно переглянулись. Кивнув Штайнеру — мол, держись, брат! — они нехотя удалились. Мерц какое-то время оставался стоять на месте — хотел проследить за тем, как Штайнер спрыгнет в яму и возьмется за лопату. Убедившись, что приказ выполняется, он развернулся и направился по дорожке вон из сада.
Придя в свой дом, он тотчас позвонил Кизелю. Разговор занял какое-то время, потому что Кизель должен был посовещаться с Брандтом. Когда Мерц положил трубку, на губах его играла довольная улыбка. Он немного подождал, а потом вновь взялся за телефонную трубку. На другом конце провода раздался сонный голос гауптмана. Мерц извинился за то, что вынужден его побеспокоить в столь поздний час. Ему только что был звонок из штаба полка, пояснил он.
— Мне сказали, что Штайнер сейчас у вас. Полковник немедленно требует его к себе.
Он умолк и стал ждать, что услышит в ответ. На другом конце провода царило молчание, и в какое-то мгновение он даже подумал, что Штрански повесил трубку. Однако вскоре тот заговорил, правда, с трудом подбирая слова:
— Хорошо, он тотчас же… будет у вас.
Затем последовал какой-то шум, но Мерц так и не понял, что это такое. Вскоре гул в трубке прекратился, и оператор равнодушным тоном спросил:
— Разговор окончен?
Мерц оставил вопрос без ответа, а сам прислушался.
— Разговор окончен? — повторил оператор свой вопрос. И, не получив вновь ответа, добавил: — Тогда я вас разъединяю.
Мерц повернулся к окну и бросил взгляд на море. Горы белели в темноте, словно тронутые заморозками. Ночное небо над горами было увенчано сияющей диадемой звезд, ниспадая, словно темный плащ, к морю, отражаясь в бескрайней водной глади. У Мерца защемило в груди; впечатление было такое, будто земля и небо держат друг друга в крепких объятьях — безмолвная, меланхоличная умиротворенность. Еще ни разу он не ощущал с такой остротой, как мелка и ничтожна по сравнению с величием природы его собственная жизнь.
Трибига разбудил пронзительный телефонный звонок. Чертыхнувшись себе под нос, он на ощупь направился к столу. Правда, стоило ему услышать на том конце провода голос начальника, сон как рукой сняло.
— Жду вас у себя! — приказал Штрански. — Причем немедленно.
Трибиг, заикаясь, что-то промямлил в ответ и с судорожной поспешностью принялся одеваться. Он был так напуган, что даже когда спустя пять минут подходил к дому командующего, его все еще колотила дрожь. Прежде чем войти внутрь, он на цыпочках обогнул дом, чтобы удостовериться, что Штайнер еще занят на земляных работах. И лишь потом поспешил внутрь. Он застал начальника в таком гневе, какого за тем отродясь не водилось. Штрански стоял за столом. Увидев адъютанта, он весь подался вперед и заорал:
— Где вас черти носили? Я же сказал вам — немедленно!
— Я должен был одеться, — ответил Трибиг, дрожа как осиновый лист.
Штрански побагровел.
— Одеться! — взревел он. — Солдат всегда одет, даже когда он в постели с женщиной. Подойдите ко мне. Где Штайнер?
— Занят на сооружении блиндажа, как вы приказали, — прошептал Трибиг и робко сделал шаг вперед.
— Отведете его в штаб полка, причем немедленно, — сказал Штрански. — Полковник хочет видеть в… — он посмотрел на часы, — …ровно в одиннадцать. Вы понимаете, что это значит?
Трибиг беззвучно пошевелил губами. Он был так огорошен этим известием, что лишился дара речи. Он уже видел, как на его голову обрушиваются все мыслимые и немыслимые несчастья.
— Наверное, это все из-за рапорта.
Штрански злобно кивнул:
— Не сомневаюсь. До Брандта каким-то образом дошло, что случилось здесь сегодня вечером. И я готов спорить на что угодно, что здесь постарался этот проходимец Мерц.
— Подобного следовало ожидать, — промямлил Трибиг.
Штрански облил его презрительным взглядом:
— А я ожидал. Или, по-вашему, я не знаю, что буквально за каждым моим шагом следят? — Штрански саркастически хохотнул. — Эти господа меня недооценивают. Я покажу им, что гауптман — это гауптман, а ефрейтор — это всего лишь ефрейтор, независимо от того, сколько раз он ищет спасения за спиной у полкового начальства.
С этими словами он начал нервно мерять шагами комнату.
Трибиг нервно облизал губы.
— И что вы намерены предпринять, герр гауптман?
— Мне необходимо время, — ответил Штрански. — Что бы ни случилось, вы должны поговорить с Брандтом до того, как к нему придет Штайнер. Скажите полковнику, что я отказываюсь от Железного креста, поскольку считаю ниже моего достоинства носить награду, подкрепленную подписью низшего по рангу, чье возмутительное поведение граничило с откровенным неповиновением. Завтра я намерен отправить по этому поводу письменный рапорт в штаб полка. Ты также скажешь командующему, что я ни за что на свете не стану заискивать перед человеком с преступным прошлым, у которого есть все основания для того, чтобы желать мне зла, потому что моего единственного слова будет достаточно, чтобы отправить туда, где ему самое место, а именно — к стенке.
Трибиг ахнул от страха:
— Но герр полковник Брандт…
Раздраженным взмахом руки Штрански не дал ему договорить.
— Герр полковник, — произнес он, чеканя каждое слово, — будет не в состоянии проигнорировать обоснованную жалобу командира батальона. Я устал от того, когда какой-то глупый ефрейтор воспринимает меня как бестолкового мальчишку, полагая, что находится под покровительством командира полка. Если моя жалоба не будет принята, я буду вынужден закрыть глаза на субординацию и обратиться непосредственно к командиру дивизии. Я хочу, чтобы вы повторили все, что я сказал, полковнику, причем слово в слово.
