— Вот и я тоже кое-что о вас слышал. Хорошее и не очень. Вы должны немедленно взять на себя командование взводом. Главное — порядок и дисциплина. Терпеть не могу распущенности. Если возникнут какие-то недоразумения, сразу скажите мне прямо в лицо, главное, чтобы не было никаких разговоров за моей спиной. Все понятно?
Штайнер кивнул, слегка растерянный. Мальчишка с характером, подумал он про себя.
Мерц тем временем повернулся к остальным:
— Через час смотр. Устраивается лично командующим. Я бы не хотел, чтобы он нашел повод к кому-то придраться.
Стоявший рядом с Крюгером лейтенант подозрительно осмотрелся по сторонам.
— Кто из вас пользовался духами?
Крюгер с ухмылкой покосился на Штайнера.
— Я имею в виду вас, обер-ефрейтор. Вы гомосексуалист?
Крюгер не знал, что и думать. Ну а поскольку лейтенант смотрел прямо на него, то он лишь растерянно пожал плечами и пролепетал:
— Это не я.
Глаза командира блеснули гневом.
— Вот как? — произнес он. Быстрым движением провел Крюгеру по волосам, после чего поднес руку к своему носу: — Вы только понюхайте это!
Крюгер в ужасе понюхал его руку. Вид у него был такой несчастный, что Штайнер в душе пожалел его.
— Если вам нравится, словно женщине, обливать себя с головы до ног духами, это ваше личное дело, — голос лейтенанта звучал резко, словно лезвие бритвы. — Но если вы мне лжете, то это уже мое дело. Запомните это!
Не успел Крюгер прийти в себя, как ротный уже ушел. Тогда он посмотрел на Штайнера, лицо которого ничего не выражало.
— От тебя действительно ужасно пахнет, — произнес Штайнер. — Как глупо с твоей стороны отрицать это в присутствии лейтенанта.
Крюгер бросился к нему и схватил за грудки.
— Ты сам знаешь, что я сейчас с тобой сделаю! — взревел он.
— Ничего безрассудного, надеюсь, — спокойно ответил Штайнер. — Потому что это может стоить тебе твоих новых знаков различия.
Крюгер отпустил его.
— Не знаю, что еще случится за эту войну, — произнес он, задыхаясь от ярости, — зато я точно могу сказать, что случится с тобой.
Штайнер изумленно выгнул бровь — мол, я весь внимание.
— И что же, мой дорогой друг?
— Никакой я тебе не друг! — прорычал Крюгер.
— Как тебе будет угодно. Так что же случится со мной?
— Этого я тебе не скажу! — угрожающе заявил Крюгер.
— Тогда я умру от неопределенности, — сказал Штайнер.
— Провались ты к дьяволу! — выкрикнул Крюгер.
Шнуррбарт шагнул к ним ближе, задрал нос и с деланым удовольствием втянул ноздрями воздух.
— Какой дивный аромат! — прошептал он, блаженно зажмурившись.
— Истинная роза! — поддакнул Керн.
— Роза, но с шипами, — добавил Мааг.
Крюгер бросился вон из комнаты.
Командный пункт батальона располагался среди небольшой кучки домов примерно в восьмистах метрах от моря. Ротные командиры собрались в кабинете у Штрански на короткое совещание. Лейтенант Мерц расположился в удобном плетеном кресле и с нескрываемой скукой слушал объяснения гауптмана. Первый лейтенант Монингер, командир первой роты, сидел, уставившись в окно на безоблачное августовское небо. Рядом с ним лейтенант Хан, командир третьей роты, пытался спрятать ладонью зевок, а первый лейтенант Штальманн с повышенным интересом изучал собственные ногти. Ну когда же он наконец заткнется, думал про себя Мерц, наблюдая за Штрански полусонными глазами. Тот стоял за столом и что-то увлеченно вещал. Правда, вскоре и он обратил внимание, с каким равнодушием слушают его ротные, и заговорил еще громче:
— Мы с вами находимся в незавидной ситуации, когда из наступления вынуждены перейти в отступление. Однако временное затишье не должно притупить нашу бдительность. Я считаю, что сейчас мы, более чем когда-либо, должны держать наших солдат в кулаке. Жесткая дисциплина — вот то единственное средство, которое поможет нам сохранить батальон в боеспособном состоянии.
Свои слова он подкрепил тем, что с силой ударил по столу кулаком.
— Я требую, чтобы ротные командиры строго наказывали любые случаи нарушения дисциплины. Проследите за тем, чтобы расписание нарядов было составлено соответствующим образом. Сейчас наши солдаты получили отличную возможность привести в порядок свое снаряжение. Я лично проверю его состояние.
С этими словами Штрански бросил взгляд на золотые часы.
— Смотр начнется через пятнадцать минут. Я проведу выборочную инспекцию стрелкового оружия.
Он повернулся к Трибигу:
— У нас что-то еще?
— Вроде бы нет, герр командир, — подобострастно пролепетал тот.
Штрански сдунул невидимую пылинку со своего рукава.
— В таком случае на сегодня все.
Пока другие выходили из комнаты, к нему подошел Мерц:
— Откуда вы намерены начать, герр гауптман?
Штрански уже было открыл рот, чтобы сказать какую-то резкость, однако вовремя вспомнил, что Мерц был шурином полкового адъютанта, и потому поспешил изобразить на своем лице улыбку.
— С вашей роты, лейтенант Мерц.
— Тогда я немедленно прикажу роте провести построение.
Штрански кивнул — мол, разумеется.
— Что-то еще? — спросил он, когда Мерц остался стоять перед ним.
— Ничего особенного, — ответил Мерц. — Я лишь хочу довести до вашего сведения, что штабс-ефрейтор Штайнер час назад прибыл в расположение роты.
Хотя Штрански и попытался не подать вида, от Мерца не скрылось, что командир батальона несколько раз растерянно моргнул.
— Штайнер? — переспросил он нарочито равнодушным тоном, уставившись в пол. — Отлично. — Он поднял глаза на лейтенанта. — Сегодня в восемь вечера пришлите его ко мне.
Мерц отдал честь и вышел. Когда он появился на пороге командного пункта, в уголках его губ играла легкая улыбка. Пока лейтенант переходил улицу, Штрански наблюдал за ним в окно. Неожиданно от удивления глаза его полезли на лоб. Воздух наполнил нарастающий с каждой секундой гул. Краем глаза Штрански успел заметить, как Мерц в несколько прыжков преодолел расстояние до ближайшего дома. Сам он в следующее мгновение распластался на полу. Весь дом до самого фундамента сотрясла мощная ударная волна. Оконные стекла разлетелись вдребезги, с потолка начали отваливаться куски штукатурки, комнату словно укутал белый туман. Штрански лежал, затаив дыхание, ожидая, пока снаружи не прекратился ливень из битого кирпича, кусков дерева и камня. Лишь тогда он стряхнул с себя паралич страха и встал на ноги. Колени его дрожали. Он посмотрел на лишившиеся стекол окна. На другой стороне улицы обрушился один из домов. Над развалинами повисло огромное черно-желтое облако дыма; оно медленно плыло к морю. Штрански понял, что это был тот самый дом, где жили вестовые.
