У пауков были большие черные глаза, взирающие на мир из-под нароста, похожего на лоб. Чуть ниже помещался ряд глаз помельче, а еще ниже – другой нарост, похожий на приплюснутый нос. Челюсти со сложенными клыками напоминали бороды. Брюшина была меньших размеров и более подтянута, чем у большинства их сородичей.
Когда один из пауков, поднявшись на передние лапы, повернулся навстречу яростно сияющему солнцу, стало видно, насколько все-таки ладно сложены эти твари. Им, несомненно, доставляло удовольствие нежиться на солнце.
Прежде Найл ни разу не видел бойцовых пауков, но сразу же понял, что это охотники, которым не составляет труда догнать любую добычу. Не укрылось от юноши и то, что глаза у них есть еще и сзади – крупные, черные, дающие круговую панораму обзора.
Пейзаж вокруг был во многом схож со страной муравьев. Зеленая равнина с деревьями и кустами (на ближнем висели красные ягоды), пальмы и высокие хвойные деревья. Но все это Найла сейчас не интересовало.
Он старался получше разглядеть пауков.
Удивительно, но он понимал, о чем сейчас думают бойцовые пауки. Они привыкли настигать добычу, не дожидаясь, пока та сама угодит в сеть. Может, поэтому их мысленный склад не так разительно отличался от человеческого, как образ мыслей тех, кто караулит в засаде. Их склад можно было назвать скорее активным, чем пассивным.
Вот этот, бархатисто-коричневый, с видимым удовольствием подставляющий спину немилосердному зною, думает сейчас, сколько дней понадобится, чтобы добраться до дома. Найл попробовал выяснить, что в понимании паука означает дом, и тут же перед его мысленным взором встала поразительная картина.
Гигантский город, где сплошь невероятные, состоящие из одних проемов строения, похожие на башни термитов. Между башнями натянута паутина – волокна толстые, как веревки. А в одной из удивительных этих башен сидит, будто в засаде, тварь, один взгляд на которую порождает во всех немой ужас.
Попытавшись уяснить себе ее сущность, Найл словно попал в огромный темный зал, прочерченный толстыми гирляндами бесчисленных волокон белесой паутины. А откуда-то из самого темного, занавешенного непроницаемыми тенетами угла на него с холодным любопытством взирали два черных зрачка.
Юношу вдруг охватило безотчетное смятение, от которого его даже бросило в дрожь. До этой секунды он ощущал себя просто отстраненным наблюдателем, невидимым и неуязвимым.
А вот теперь, глядя на впившиеся в него из-за завесы глаза, почувствовал, что, по сути, сам находится в этом зале, и его пристально разглядывает бесконечно чужой, запредельный, беспощадный разум. Когда смятение обернулось необоримым страхом, Найл невольно зажмурился. Видение тотчас исчезло. Перед глазами снова была прозрачная вода, неподвижно стоявшая в скользких мшистых стенах.
С опаской обернувшись, он облегченно вздохнул: никого поблизости нет. Несмотря на дневную жару ему было холодно, да к тому же Найла не оставляло ощущение, что те непроницаемые темные глаза, выглянувшие из густых тенет, все так же цепко за ним следят. Прошло несколько минут, прежде чем образ истаял окончательно.
Едва ощутив кожей солнечное тепло, юноша с удивлением понял, что голоден. Два дня – вчера и позавчера – прошли как в забытьи, он почти ничего не ел, даже не вспоминал о пище. Теперь аппетит вернулся.
Он ел не спеша, с удовольствием пережевывая сухие хрустящие хлебцы, принесенные из Диры, и наслаждался роскошью – крупными глотками холодной воды, которую можно пить вволю.
Наполнив фляжку, он улегся в тени терновника и расслабился, не забыв, однако, предусмотрительно потыкать между корнями копьем: нет ли сороконожки. Раскинувшись в жидкой тени куста, Найл задумчиво смотрел в бледно-голубое небо.
Его душевная боль вовсе не прошла, но она немного отступила, спряталась где-то глубоко-глубоко, и теперь юноша словно очнулся, а его внутренние силы постепенно восстанавливались.
Покидая пещеру, он преследовал единственную цель: догнать семью.
Не задумываясь об этом, он, однако, допускал мысль, что ему, вероятно, придется сдаться в неволю паукам. Однако он тогда полагал, что его родные уже в лапах у смертоносцев. Оказывается, еще нет.
Значит, все еще не так плохо. Сдайся он в плен, бурые охотники не спустят с него глаз. А будучи на свободе, он сам может за ними следить и тогда, как знать, может, вызволит семью…
Прежде чем строить планы, нужно вначале нагнать дорогих своих невольников. Найл тяжело (по-настоящему он так и не отдохнул) поднялся на ноги, закинул на спину суму и поплелся вверх по тропе.
Дорога вилась между колоннами изъеденного ветром песчаника. Кое-где столбы лежали поперек дороги, словно опрокинутые бурей или землетрясением. Постепенно тропа становилась все круче.
Ближе к вершине он остановился и, обернувшись, окинул взором то, что осталось позади. В невероятной дали виднелось подернутое заревом обширное плато, окруженное пустыней. Найлу даже показалось, что, кроме него, на всем этом бескрайнем просторе никого нет. Юноша смотрел долго, не отрываясь: это была земля, на которой прошла вся его жизнь. Затем он повернулся и поплелся наверх. До вершины оставалось еще метров пятьсот.
Горячую, покрытую потом кожу неожиданно обдало прохладой: между крутыми известковыми скалами засквозил стойкий ветер. Он нес запах, совершенно Найлу незнакомый: чистый, свежий, вызывающий невольный трепет сердца. Минут через десять юноша уже разглядел зеленую полоску низменности, за которой открывалась безбрежная водная гладь. Даже с такого расстояния резкий ветер доносил терпкий запах водяной пыли. От неизъяснимого восторга у Найла гулко застучало сердце, он вдруг почувствовал, что видит землю, сохранившую давнюю память о той поре, когда ею еще не владели пауки.
Было уже далеко за полдень. Если он собирается ночевать на равнине, то пора идти дальше. Найл поднес к губам флягу – смочить горло перед долгим спуском.
«Берегись, Найл», – совершенно отчетливо прозвучал где-то рядом голос.
Не успев глотнуть, парень крупно вздрогнул и едва не выронил флягу. Вода попала не в то горло, и он закашлялся. Ему почудилось, что где-то сзади стоит мать. Оглянулся – никого. Даже выступа подходящего нет, чтобы укрыться. Найл стоял на тропе, стиснутой с обеих сторон скалами.
Он окинул пристальным взглядом зеленую низменность, простертую внизу: кустарник, деревья и ни малейшего следа живых существ. И все же откуда-то снизу на него должна сейчас смотреть мать.
Она, наверное, углядела его силуэт на фоне неба. А если видит его она, то и бурые бойцовские пауки – тоже. Найл долго неотрывно всматривался вдаль, пытаясь определить, где же они, эти невидимые наблюдатели, и вдруг снова услышал голос: «Уходи, уходи назад». Голос звучал где-то внутри – скорее мгновенный импульс, чем словесное послание.
Обернувшись, Найл посмотрел на тропу, по которой шел, и понял, что идти назад бессмысленно – некуда. Можно спрятаться на несколько часов в случайной трещине или утлой пещерке, так ведь все равно отыщут. Настоящего укрытия здесь не было.
