Мы позавтракали, я повесила на шею бинокль, и мы двинулись по тропинке к пляжу. Небо оставалось по-прежнему серым и затянутым облаками, но дождь закончился. Земля была мокрой и скользкой, и, сделав несколько шагов, папа споткнулся и едва не упал – мама успела в последнюю секунду его подхватить.
– Да всё в порядке. Костыль неровно поставил. – Папа высвободился из маминых рук.
Проковыляв еще несколько метров, он опять поскользнулся и на этот раз, чтобы не упасть, наступил на сломанную ногу.
– Черт! – выругался он и так страшно побледнел, что я не сомневалась – уж сейчас-то он наверняка потеряет сознание. Сломанная нога как-то неестественно выгнулась, и я испугалась, что папа повредил ее еще сильнее. Внутри у меня все похолодело, и от страха я даже не решилась спросить, как у него дела.
Мама поддержала папу с одной, я с другой стороны, и мы вместе усадили его на камень.
– Так не пойдет. Я провожу тебя обратно в пещеру. Если ты и вторую ногу сломаешь, пользы от тебя будет еще меньше, – сказала мама.
Папе явно хотелось что-то ответить, но он лишь опустил плечи и кивнул.
– Ты права, – согласился он, – но давай тогда я немножко тут посижу – а потом до пещеры сам дойду. Я пойду медленно-медленно.
– Ладно. И берегись крокодилов и бегемотов, – сказала я. Папа мне всегда так говорил, когда укладывал спать.
Я обняла его и двинулась вперед по тропинке, думая, что мама пойдет следом. Однако она тоже подошла к папе и обняла его, причем обнимала она его даже дольше, чем я.
– Ты, правда, – берегись крокодилов и бегемотов, – повторила она и погладила папу по руке, словно стараясь согреть.
Мы с мамой пошли по той же тропинке, что и прежде. Сперва – туда, где папа пришвартовал лодку, а потом дальше, в то место, где пристала к берегу я. Ни одной из лодок мы не нашли, но нас удивило поведение птиц. Их не было слышно. Я посмотрела на деревья и не заметила ни единой птицы. Накануне вечером они тоже почти не показывались, но тогда, по крайней мере, я слышала их голоса.
– Мама, птицы исчезли. А вчера они верещали так, словно тут не лес, а вольер в зоопарке, – сказала я.
Мама остановилась и огляделась.
– И правда, – согласилась она, – но иногда птицы кричат перед непогодой – возможно, и вчера они тоже галдели поэтому.
Мы зашагали дальше вдоль берега. Волны серой пеной разбивались о скалы, небо выглядело совсем не по-летнему.
– Если не найдем лодок возле берега, давай пойдем вглубь острова – может, залезем там на дерево или сделаем флаг из брезента, – сказала мама, шагая так быстро, что я едва поспевала за ней.
– Мама, а как вы с папой познакомились? – спросила я.
– Что? – она замедлила шаг. – А почему ты решила спросить об этом сейчас?
Не дождавшись моего ответа, мама сказала:
– Ты наверняка сама все прекрасно помнишь.
– Ну пожалуйста! – попросила я.
Мама остановилась и обеими руками взяла меня за запястья, прижав мои руки к туловищу, словно я натворила что-то совсем скверное. Лицо у мамы посуровело.
– Астрид, – начала она своим самым назидательным тоном, но я отвернулась и посмотрела на море, и мама почему-то передумала меня ругать.
– Мы с твоим отцом познакомились, когда он начал работать в Центральном статистическом бюро. На первой же вечеринке он предложил пожениться. – Мама выпустила мои руки и посмотрела в сторону пляжа.
– Это была любовь с первого взгляда, да? – Этот вопрос я уже тысячу раз задавала. Или сотню. Ну пятьдесят-то раз уж точно задавала.
– Нет, но он был настойчивым, – сказала мама и снова зашагала вперед, но теперь медленнее. – В конце концов он меня уговорил.
– Значит, все благодаря упрямству, да? Или, как ты говоришь, флагу? – спросила я.
– Да, – глядя вперед, мама кивнула, – все благодаря флагу. Однажды я проснулась, посмотрела в окно и увидела самодельный флаг на палке, а на флаге папа написал, что приглашает меня куда-нибудь сходить.
Я уже собиралась задать следующий вопрос – про то, как папа дарил ей вместо роз кактусы, – но тут мама вскрикнула и бросилась вперед.
– Лодка! – закричала она. – Там лодка!
28
Бежала мама намного быстрее меня, да еще и выкрикивала что-то радостное. У меня же появилось такое чувство, какое, наверное, испытывают герои сказки в самом конце, на словах «вот и сказке конец, а кто слушал – молодец». Хотя, конечно, лучше бы этой сказке закончиться так: «И жили они вместе долго и счастливо». Ну да ладно, зато теперь мы отвезем папу в больницу. И лишь обогнав маму, я поняла, что лодка перед нами – чужая.
– Мама, это не моя лодка, – сказала я.
– Не может быть! – Радость на мамином лице сменилась удивлением.
– Смотри. – Я показала на замотанную вокруг ствола цепь. Сама лодка была пришвартована прямо возле устья ручья, и я подумала, что, возможно, именно из этого ручья мы и пили в прошлый раз, когда ночевали тут, но сейчас ручей словно стал шире.
Мама посмотрела на цепь, потом на меня, потом – на ствол дерева.
– Похоже, это та лодка, которую мы видели ночью. – Она показала на кормовой фонарь.
Я кивнула.
– Значит, на острове есть люди! – Мама снова заулыбалась. – И мы сможем отвезти твоего папу на материк или, по крайней мере, позвоним и вызовем подмогу.
Я было закивала, как вдруг заметила в лодке что-то подозрительно похожее на окровавленную тряпку.
– Мама… – Я наклонилась и подняла тряпку.
Мама вырвала ее у меня из рук и внимательно осмотрела.
– Похоже на кровь. Наверное, рыбу ловили и поранились, – предположила мама.
– А где тогда удочки? Чем они рыбу-то ловили? – спросила я.
– Удочки в лодке никто не оставляет, – ответила мама, – чтобы не украли.
Я промолчала, а потом увидела под сиденьем скомканную варежку. Или носок. И лишь вытащив и развернув его, я поняла, что ошиблась. Это было что-то вроде мешка с прорезями для рта, носа и ушей.
– Это лыжная маска, – догадалась я.
Не успела мама ответить, как мы услышали шорох гравия на тропинке и чьи-то голоса. Мама схватила меня за руку – так, что я едва не упала, – и оттащила за валуны.
Сперва до меня доносились лишь голоса, настолько тихие, что я даже не разобрала, мужчины там или женщины и на каком языке они говорят. Но когда люди подошли ближе и остановились, я поняла, что это двое мужчин и что говорят они по-шведски.
– Скоро он проснется? – спросил один.
– Амель говорит, что эти таблетки действуют долго, – ответил другой.
– Но если бы мы не напичкали его таблетками, нести его было бы проще. Я когда упал, все колени себе сбил, – шутка ли – тащить на себе восемьдесят кило! Ох и тяжелая же туша! Я едва кровью не истек.
