Руки девушки взметнулись вверх, помогая себя раздеть, и ящик Пандоры открылся.
Глава 23
С рассветом, особенно после хмельной ночи, обычно просыпаются совесть, стыд и весь разум в целом. Натворила Алиса накануне дел, что глаза теперь открывать и торопиться вступать в новый день, полный неразберихи, совсем-совсем не хотелось. Столько глупостей за такой короткий период времени она еще не совершала никогда. Где были ее мозги, сдержанность, взрослость, в конце концов? Ведь уже скоро четвертый десяток предстояло разменять, а вела она себя на вечере, реально, как глупая семнадцатилетняя школьница. Ладно, участие в играх, хотя и там могла бы не выпрыгивать из штанов, нарываясь на всеобщее посмешище. Но как она строила глазки заму-козлине — это же ужас полнейший просто. Ревность ей, видите ли, вздумалось вызвать. А в туалете что затеяла? А ведь кто-то ненароком заглядывал в незакрытую уборную и сделал свои скоропалительные выводы. Недалекие от истины причем, как оказалось. Учитывая реальное положение дел (или если быть точнее — тел, голых и прижатых на данный момент друг к другу под одним одеялом), увидели коллеги в пикантном месте «правдивейшую правду». Их сотрудница, с виду всегда скромная и примерная, на глазах у своего почти мужа и всего рабочего коллектива замутила со смазливым пареньком. Показала себя во всей красе - вульгарной распутной дурой. Потом затеяла не менее зрелищный скандал, перешедший в драку. Вообще красота! Героиня корпоратива, да и только - по-другому не скажешь.
Где были мозги? Нигде! Не было их. Утонули в обиде и в бокале с шампанским.
Да, обиделась она до смерти. Ждала слов о прощении и любви, а услышала выплюнутое с желчной уверенностью, унизительное:
«Прибежишь!».
Вот и оскорбилась. И самое горькое в том было, что правду ведь Данька сказал. Можно было сколько угодно дуть губы, показывать недовольство, капризы, характер — все равно все это являлось пустым сотрясанием воздуха. Ни о чем. Конечно прибежала бы она, и сомневаться в этом не стоило. Потому что выдрессированная курица от хозяина никуда не могла деться. А она, как это не противно и не возмутительно сознавать, ею и являлась. Обычная курица, не способная отстоять свою точку зрения. Тупая, безмозглая, ведомая, которой ни думать не полагалось, ни, тем более, принимать решения. Потому что не умела она правильно и здраво мыслить. Не дано от природы. Разве могло ей что-то умное прийти в голову? Конечно, нет.
Сейчас, когда вместо звезд и луны за окном засияло ярким светом солнце и слегка прояснило сознание, это стало ясным как божий день. Только в дурную голову Алисы могла прийти идея: «Как сделать так, чтобы не прибежать?». Геройски и принципиально. Что следует сотворить, чтобы путь назад оказался закрыт?
Средство нашлось банальное и простое, мирно и блаженно сопящее сейчас в затылок.
Зато действенное. После того, что она позволила себе ночью, вернуться на исходную теперь, однозначно, было невозможно. Просто нереально, даже если бы очень-очень сильно захотелось. Потому что нормально и тем более счастливо с Данькой после измены уже не могло получится никогда. Не забудется, не перешагнется. Такое не прощается. Ни он не простит, ни она сама себе тем более. Не найдет оправдания.
Пусть Иванцов уезжает, куда хочет и с кем хочет. Да хоть сейчас. Она его отпускает.
Вероятно, зря. Но думать, сожалеть и накручивать себя страхом за будущее пока не хотелось.
Абсолютно ничего не хотелось. Ни-че-го.
От ленивых невеселых мыслей отвлек рядом закопошившийся Пашка. Едва открыв глаза, он преспокойно сладко потянулся. Вот уж кто совершенно не загонялся о случившемся, был невозмутим, как удав, сытый и полностью всем удовлетворенный. Счастливчик. Смешной и даже милый в своем блаженстве. Он улыбнулся со сна. За доли секунды, оглядевшись, быстро сориентировался, где находится. Бесцеремонно навалившись на Алису и довольно ощерившись, потерся приветливо носом о нос, его же чмокнул:
- Уже выспалась, - не спросил, а скорее просто отчего-то радостно воодушевленно констатировал, дотянулся до стоявшей на столе в изголовье кровати минералки, еще вчера предусмотрительно прихваченной с собой с банкета. По дороге домой он пару раз отхлебнул ее и теперь с похмелья присосался жадно.
Алиса смотрела на содрогающийся от глотков кадык парня, а он косился на ее губы.
К ним после и приник точно так же, с жаждой. Неудержимо, необузданно. Пылко. Горячо. Словно не насытился еще за ночь жаркую, откровенную, неутомимую.
А она опять позволила и даже снова ответила.
Просто потому что стало на все глубоко наплевать. Где первый раз, там возможен и второй. Почему бы и нет? Нечего больше терять. И нечего жалеть тоже. Ничего у нее не осталось. Вся слаженная и понятная жизнь спущена в... тартарары, незатейливые планы и мечты отправлены коту под хвост, а такая чистая, многолетняя, первая, единственная, неповторимая и кажущаяся бесконечной любовь взяла и окочурилась. Вовсе не бессмертной оказалась. Сдохла в агонии и в стонах... похотливых. Во вкусных поцелуях, то порывистых, то тягучих. Растворилась в подернутых грязным серым туманом порочных Пашкиных глазах, вытягивающих из Алисы сладкими конвульсиями оргазма всю её так низко павшую душу.
Да-да, как это не совестно было признать, измена вообще-то оказалась не таким уж и противным действом. Даже весьма-весьма не противным. Скорее - приятным. Очень. Порой доходящего до бесстыдного животного безумия и вспышки сверхновой звезды. До скрючивания пальцев и протяжного стона. Все так по-взрослому. И, главное, всё это с кем! С Пашкой! С Анфискиным братишкой! Кто бы подумал?! С Равликом-Павликом, черт возьми.
Да, именно так его дразнили в далеком детстве девчонки:
«Равлик-Павлик, высунь рожки,
Дам тебе горошки... (картошки), (окрошки)»…
Выкрикивали, прыгали, кривлялись, высовывая языки. Много всякой разной прочей «шки» при этом по случаю удачно рифмовали.
«Мда!», - мысленно вздохнула Алиса. Ну вот, собственно, и пожалуйста вам. Высунул Павлик, мать его, свою рожку, а она ему дала... немножко...
Бьющие прямо в глаза из незашторенного окна яркие солнечные лучи спасительно заставляли зажмуриваться.
«Господибожемой! Мамочка. Как стрёмно-то...».
Глава 24
К слову, мамочка оказалась полностью солидарна с дочерью. И папочка тоже.
Стрёмно! Ещё как!
Хотя Алиса, в общем-то, сама не долго парилась. Постаралась взглянуть на случившееся философски. Что сделано, то сделано. Конечно, полную глупость, кажется, она совершила. Теперь с Данькой стало все еще более сложно. Но ладно хоть не с Валерием Эдуардовичем - козлом-подкаблучником, как советовала Анфиска, угораздило сорваться на эмоциях. Вот бы где проблем себе нажила более позорных и неразрешимых.
А Пашка… Если постараться отправить в забвение сопливое детство и взглянуть непредвзято, он вообще-то был классный. Ничего так. И внешне, да и ночью не сплоховал.
