– Вы спросили, где я встретила Чернова, – начала Аэлита после того, как мы наконец завершили акт оплаты ее откровений. – Он ко мне домой пришел. Живу я в Товарове.
Я не смогла сдержать удивления.
– В Товарове? Но там давно никто не живет. Деревня вымерла.
– Так и я зарегистрирована в другом месте, – поморщилась Аэлита, – вы правы, в селе никого, кроме меня, нет. Фабрика закрыта, другой работы в округе не найти, соседи разбежались кто куда, да и было-то их всего две семьи, вместе с нашей три. Остальные приезжали на работу. Моя мама была уборщицей, тетя Лена сидела в бухгалтерии, а Екатерина Михайловна на складе чего-то делала. Когда предприятие закрыли, мамочка уже умерла, а я только школу окончила, пошла учиться маникюр-педикюр делать. Дом у нас из двух комнат, удобства во дворе, огород и куры. За всем мамуля следила. После того как ее похоронили, хозяйством никто не занимался. Соседки в Москву смотались. У одной там дочь, у второй сестра. Дома свои они на продажу выставили, да кому их халупы нужны? После окончания курсов я решила в Москве на работу устроиться. Но нигде не брали, видели областную прописку и рожи воротили, типа, нам деревня зачем? Потом мне одна девочка дала адресок бабушки, которая за сто тысяч рублей прописывала у себя людей. Только не гастарбайтеров, россиян. У нее двушка в Капотне. Деньги огромные! Но я смогла их надыбать, недавно только расплатилась с тем, кто их дал. Теперь считаюсь столичной жительницей, а в реале в Товарове как жила, так и живу.
– Наверное, неудобно жить в безлюдном селе, – посочувствовала я, – и страшно.
Аэлита сделала глоток компота.
– Мне еще повезло. Электричество почему-то не отключили, а платить за него не надо, потому что официально света нет. А в реале он есть. И остановку рейсового автобуса не убрали. Автобус возил сотрудников фабрики, раньше много людей там сходило утром, а вечером уезжало. Сейчас я одна. Водители меня знают, ждут, если я опаздываю, но это бывает редко, аккуратно прибегаю.
– Верк, – закричал кто-то, – куда пирожные ставить?
– Слева пихай, – ответил другой голос.
Аэлита горестно вздохнула, я встала, купила по одной штуке каждого пирожного и поставила в центр стола.
– Угощайтесь.
– Спасибо, – обрадовалась собеседница и схватила «орешек» с вареной сгущенкой. – А насчет того, что одной страшно… Да, верно, но потом привыкаешь. Я давно поняла – никто ко мне не полезет, все думают, что в Товарове никого нет. Только однажды вечером постучался мужчина, имя назвал, паспорт показал: Сергей Петрович Чернов. Он спросил:
– Вы тут давно живете?
Узнал, что с рождения, и продолжил:
– В ноябре на повороте авария случилась. Вы о ней слышали?
Аэлита схватила венгерскую ватрушку.
– Ха! Если кто о том происшествии знает, так это я. Ответила ему:
– Вам зачем?
Чернов рассказал, что погиб его единственный друг. Он ищет человека, который видел ДТП. Приехал в Товарово специально вечером, чтобы люди уже с работы вернулись. А вокруг одни пустые нежилые избы. Только в моем окне свет горит.
Дядька мне понравился, видно, что непьющий, одет нормально. В окно специально глянула: машина у него дорогая. Я ему условие выдвинула.
– Информация стоит денег, и никому ее передавать нельзя.
Он спорить не стал, вынул кошелек. Глаз у меня – алмаз. Осмотрю незнакомого и понимаю, можно с ним дело иметь или ну его куда подальше. Никогда не ошибаюсь. Вот какой у меня талант есть, понимаете?
Я кивнула. Говорить вслух то, что я думала, сообщить Аэлите, что внешность обманчива, многие маньяки заманивают своих жертв в ловушку с помощью сладких речей да выглядят так, что никогда не заподозришь, что милый парень жестокий убийца… Это сейчас произносить определенно не стоило.
Очень довольная собой, Аэлита улыбнулась.
– И вам расскажу, вижу: вы добрая, не жадная женщина. Я считаю: главное, чтобы человек не жабился. Да и дело давно было, не страшно растрепать, никому теперь то ДТП неинтересно. Вы же мне дадите еще денег за честный рассказ?
Я кивнула.
– Конечно. Говорите. Вся внимание.
Молодая женщина, вдохновленная моим согласием еще заплатить, начала повествование.
Тот ноябрьский день у Аэлиты сложился неудачно. Хозяйка салона не заплатила ей за месяц работы, попросила подождать до завтра. В кошельке у мастера по маникюру было пусто. Да еще последняя клиентка припозднилась, пришлось на полчаса задержаться после закрытия. Кробченкина очень боялась опоздать на последний автобус. Что есть сил бежала от метро к остановке, поскользнулась, шлепнулась, разорвала джинсы. А когда, наконец, добралась до места, там шумел разгневанный народ, оказалось, что автобус по непонятной причине укатил раньше. Неполученная зарплата, опоздавшая клиентка, падение на ледяном тротуаре, невозможность добраться до дома – все сложилось в ком жгучих неприятностей. Аэлита никогда не хнычет, но в тот момент, когда она подсчитывала все свои сегодняшние несчастья, неподалеку от нее притормозила новенькая дорогая иномарка. Из нее выпорхнула девушка с виду одних лет с Аэлитой, она осмотрелась, вытащила мобильный и громко заговорила:
– Котик! Ну я тут. Стою в грязи. Ты где? Я? Э… э… э… Какой-то затрапезный магазин напротив. А-а-а! Сейчас развернусь. В эту попу мира я зарулила впервые. Ну, извини, с детства живу в центре, станций метро не знаю. Все, несусь к тебе!
Красавица юркнула за руль и умчалась. Аэлиту охватила свинцовая, черная зависть. Ей так захотелось очутиться на месте этой девчонки, иметь свои колеса, шубку, жить где-нибудь в районе Арбата в просторной квартире с ванной, туалетом, не знать станций метро. И, наверное, в кармане у той, что «зарулила впервые в попу мира», лежит толстый кошелек. Аэлита же опоздала на вонючий автобус, не знает, как добраться до своего сарая, в котором из еды есть только полбатона и дешевый чай. Ну почему жизнь так несправедлива?
По щекам Кробченкиной потекли слезы, и тут к ней подошла незнакомая женщина.
– Хорош реветь, тебе куда?
Глава тридцать девятая
– В Товарово, – всхлипнула Аэлита.
– Разве там кто-то живет? – удивилась тетка. – Думала, никого уже нет. Я тоже на автобус не попала. Мне в Колыбино, на десять километров дальше, чем тебе. Вон там стоит пара, им в Алякино. Нас уже трое. Если ты согласишься стать четвертой, возьмем такси. Цену на всех раскидаем, учтем километраж. Ну? Согласна?
Аэлита молчала.
– Последний автобус укатил, – уговаривала ее тетка, – не так уж и дорого получится. Или ты тут ночевать собираешься?
– Нет, – прошептала Кробченкина и зарыдала, – денег не дали, зарплату задержали. А шоферы автобуса меня знают, могут за так довезти.
Женщина отошла. Сквозь непрерывные слезы девушка видела, что компания из трех человек поймала такси и стала усаживаться. Аэлита вытерла лицо рукавом. Делать нечего, надо вернуться к подземке, поискать подъезд без домофона и там провести ночь на подоконнике. На улице ноябрь, холодно, ветрено, а на ней куртка на тонком синтепоне, не теплая, уютная шубка, как на обладательнице красивой иномарки. И сапожки не по погоде, тонкие, на скользкой подошве. От слез легче не станет.
