Я уставилась во все глаза на Ирину. Она что, издевается? Или решила неудачно пошутить? Невозможно поверить, что на свете есть столь глупые бабы!
– Э… э… э… – забормотал Степан, – для начала: Василия не судили, потому что он умер. По этой же причине дело отправили в архив.
– Вот! – обрадовалась Ира. – А почему он скончался? Его менты запугали!
Эдуард встал.
– Вилка, Степан, Андрей, простите. Жена порой страдает завихрениями мозга. Переклинивает ее. Понятия не имел о денежной подоплеке. Мне она ничего о ней не сказала.
– Мне тоже про желание получить деньги за смерть брата Ира не говорила, – добавила я.
– Спасибо вам за труд, за помощь, – поблагодарил Эдик. – Ира, уходим.
– Куда? – заморгала жена.
Супруг схватил ее за руку и резко сдернул со стула.
– На улице объясню. Извините нас, мне крайне неудобно за все.
– Нет! Она жива, – затрясла головой Ира, – Настя не погибла. Я узнала ее по руке. Косточка запястья уродливая. И пальцы кривые, некрасивые. Меркулова не погибла. Васю подставили. Я хочу получить компенсацию и добьюсь ее! Настя не сгорела! Нет!
Рябов схватил жену, вытолкнул в коридор, потом сказал:
– Покажу Иру психиатру, у нее с головой беда, вы же понимаете, что Савелий и Анастасия покойники. Не обращайте внимания на глупость Иры. Кривые пальцы! У Виолы они тоже уродливые. Да почти у всех женщин руки – грабли. Уж простите нас! У Иры, наверное, шизофрения!
На этой бодрой ноте Рябов покинул ка-бинет.
Я посмотрела на свои руки.
– Нормальные у меня пальцы. Не идеальной формы, средние суставы чуть шире, чем хочется. Но особого уродства нет.
Степан встал, сел рядом и обнял меня.
– Вилка, Ирина не очень красиво с тобой поступила. Ей просто нужны деньги, она обратилась к тебе не из желания оправдать горячо любимого братишку, а из банальной жадности. Охотно верю, что у Ольги Николаевой, которую Ирина считает ожившей Анастасией, была травма лучевой кости. Между прочим, это весьма распространенное явление. Многие дети ломают на катке или во время каких-то проказ руки, часто страдает именно лучевая кость. Скажи, ты сможешь узнать меня по кистям?
Я посмотрела на мужа.
– Навряд ли. Возможно, я невнимательная супруга, но никогда не рассматривала твои пальцы. Особых примет на них нет. Шрамы, какие-то отметины отсутствуют. Что еще сказать? Ладонь широкая. Все!
– Вот-вот, – кивнул Степа, – люди запоминают прическу, черты лица. Мужики – кое-какие части женской фигуры. Но руки? Они редко становятся объектом пристального внимания. Поехали домой. Мне хочется отдохнуть, я устал.
По дороге мы со Степаном, не сговариваясь, болтали о всяких пустяках. О деле, которым занимались по просьбе Ирины, старательно молчали.
Родная квартира встретила нас странным запахом.
– Что-то горит! – испугалась я.
Степан подергал носом.
– Нет. Вроде ароматические палочки курятся.
И тут в прихожую торжественно выплыла Лидия Федоровна.
– Дорогие дети, у нас сегодня праздник.
– У кого-то день рождения? – осведомилась я.
– Можно и так сказать, – согласилась Федина, – сегодня на свет появился великий бизнесмен. Он мне позвонил! Рассказал о феерическом успехе.
Договорить Федина не успела, входная дверь, которую я не захлопнула, открылась, появился Жорик с пакетом.
– Йо-хо-хо! – заорал он. – Я подписал контракт на производство! Пока в количестве ста штук.
– Речь идет о собачке, которая ест свои какашки, или о кукле, громко называющей части тела? – полюбопытствовала я.
– Нет! Стакан и тарелка! – объявил Жорик. – Сейчас покажу!
Парень полез в пакет.
– Давай сядем за стол, – остановила его тетя Лида, – во время ужина ты все спокойно расскажешь.
– Да! – обрадовался Жорик. – И лучше продемонстрирую. Ну! Вперед! Не тормозите! Эй, ты куда?
– Руки помыть, – ответила я, – не привыкла ужинать с грязными лапами.
– Не тяни, ополосни быстренько – и в столовую, – приказал племянничек Лидии Федоровны.
Я вошла в ванную, взяла мыло и вздохнула: тихий вечер на диване с книгой отменяется. Интересно, как долго тетя Лида и Жорик у нас проживут? Задавать этот вопрос гостям неприлично, а сами они молчат, ничего про отъезд не говорят.
– Вилка! – завопил из столовой Жорик. – Ты что, утонула?
Я повесила полотенце и безо всякого желания побрела туда, где сидели тетя Лида, ее племянник и Степан. Признаюсь, никого, кроме мужа, мне видеть не хотелось.
– Садись, – скомандовал парень, когда я наконец очутилась в комнате, – перед тобой развивающая посуда. Она рассчитана на малыша трех лет, ты легко справишься с загадками.
От последнего слова меня передернуло, а Степан осведомился:
– Кто будет задавать вопросы?
– Молчите все, – велел Жорик, – я объясню, как работает гениальное изобретение. Что мы хотим от своего ребенка?
– Хоти не хоти, а ни фига от него не получишь, – хмыкнула тетя Лида, – он сам от тебя телегу всякого добра потребует.
– Тетя! – остановил ее племянник. – Каждый родитель мечтает сделать наследников умными.
– Давайте сначала определим, что такое ум? – с абсолютно серьезным видом предложил Степан. – Жорик, что ты понимаешь под этим словом? Образование? Житейскую смекалку?
– Ум – это ум, – отрезал великий изобретатель, – нечего далее бла-бла разводить. Вилка, представь, что тебе три года.
– Не могу, – вздохнула я.
– Почему? – зашипел Жорик. – Это простая задача.
– Не помню себя в столь раннем возрасте, – честно ответила я.
– Вы зануды, – огорчился племянник. – Виола, видишь тарелку?
– Да, – кивнула я.
– Хорошо, что Степан не изъявил желания, чтобы ему объяснили философский смысл слова «посуда», – съехидничал изобретатель. – Открой крышку!
– Зачем она здесь? – спросила тетя Лида.
– Сейчас поймете! Дайте, наконец, мне договорить, замолчите все, – распорядился Жорик. – Вилка, давай, поднимай.
Глава тридцать седьмая
Я подчинилась, но не достигла успеха, крышка не сдвинулась с места, зато тарелка запела:
– Тирли бом-бом, тирли бом-бом, не сгорел кошкин дом. Все обедать сели, сладко поели и тебя позвали. Отгадай, что на тарелке, и получишь вкусную белку!
– Что мне надо сделать? – спросила я.
– Дай ответ, – велел Жорик.
– На какой вопрос? – удивилась я.
