Графиня пошла дальше, под акации, шепчущие листья которых слабо освещали уличные фонари. Я помнила и другие строки из «Как вам это понравится?»: «Будут вместо книг деревья: в них врезать я мысли буду».
Когда пришел Поль, я бросилась в его объятия.
– Мне так жаль твоего брата, – сказал он.
Я прижалась к нему крепче.
– Я пытался тебя навестить, – продолжал Поль. – Но твоя матушка просто какой-то дракон.
– Война изменила ее.
– Она всех изменила.
Мне не хотелось думать о войне, о потерянных любимых, о моем дорогом Реми. По дороге домой я спросила:
– Как дела на работе?
– Паршиво.
Такой вопрос обычно звучал банально, но теперь казалось, он готов выстрелить. Пока мы шли, я спросила Поля и о его тетушке – то, что не следует упоминать о его матери, я знала, – но он не ответил. Я спросила о том его коллеге, который вернулся после болезни. Снова нет ответа.
– У тебя все в порядке?
Мы остановились. Я видела, что Поль хочет что-то сказать.
– Расскажи!..
– Несколько дней назад… ну… Твой отец сказал, что то, что мы делаем…
– Мой отец? – переспросила я. – При чем тут он?
Поль пожал плечами и пошел дальше.
– В чем дело? – Я остановила его. – Что не так?
Поль смотрел прямо перед собой:
– Да почему что-то должно быть не так?
На следующий день Поль впервые не заглянул в библиотеку во время патрулирования. Я надеялась, что с ним ничего не случилось. На работе ему приходилось иметь дело с разной публикой. Он не раз и не два сталкивался с пьяными хулиганами, с торговцами черного рынка, всегда готовыми избить полицейского, если тот пытается отобрать их незаконные товары. Рассеянная из-за тревоги, я забыла о книгах, которые должна была отнести профессору Коэн, и пошла прямо домой.
И на второй вечер во время патруля Поль не появился. Когда подошло время, я сунула книги для профессора Коэн в свою сумку. Поднимаясь по винтовой лестнице, я ожидала услышать стук пишущей машинки, но в квартире царила зловещая тишина. Я постучала:
– Профессор?
Молчание.
Я приложила ухо к двери. Ни звука.
Постучала громче:
– Профессор? Это Одиль!
Где она могла быть в такое время вечером? Отправилась навестить кого-нибудь или же с ней что-то случилось? Возможно, она уехала за город, повидать племянниц. Но она не упоминала ни о чем подобном. Может, профессор заболела, хотя до сих пор держалась хорошо, несмотря на все лишения? Я еще раз постучала, потом подождала минут двадцать или больше, прежде чем отправиться домой.
На следующее утро на работе я сказала Борису:
– Профессор впервые не открыла мне. Я не знаю, что делать. Может, кому-то позвонить? Или сегодня пойти к ней еще раз?
Я думала, он скажет, что нет поводов для беспокойства, но Борис ответил:
– Пойдемте прямо сейчас.
По дороге он сообщил мне, что исчезли еще трое читателей-евреев, которым он относил книги. Мы не знали, что об этом думать. Сбежали они из Парижа от нацистской угрозы или с ними случилось что-то нехорошее?
Когда мы пришли к квартире профессора, Борис стал стучать в дверь, а я звала:
– Профессор! Это Одиль!
Но нам никто не ответил.
Прошла еще неделя, но Поль так и не появился, и я чувствовала себя совершенно подавленной. Тетя Каролина потеряла дядю Лионеля. Маргарет потеряла Лоуренса. Может, у Поля пропал интерес ко мне? С тех пор как наша семья получила извещение о смерти моего брата, я стала невеселой собеседницей. Я стала слезливой, мне было трудно сосредоточиться на том, что говорят люди. Может, Поль нашел кого-то еще. Париж кишел одинокими женщинами. Я помнила, как он смотрел на шлюх с глубокими декольте, когда мы проходили мимо разных кафе, полных солдат и их веселых подружек.
В сумерки, когда я вышла из библиотеки, меня ждал Поль. Я с облегчением бросилась к нему, чтобы обнять, но он удержал меня на расстоянии вытянутой руки.
– Что происходит? – спросила я.
Он не смотрел мне в глаза:
– Не сердись…
Я поняла: он собирается разбить мне сердце.
– Прости, что я не заходил, в особенности после того, как ты узнала о Реми… Это все работа. Она была ужасна.
Что? Все это не имело отношения к какой-нибудь потаскушке, дело просто в работе? Мне стало стыдно, что я сомневалась в нем.
– Я рада, что ты пришел.
Я потянулась, чтобы коснуться его волос, но он уклонился:
– Я арестовал одну твою знакомую. Профессора Коэн.
Это какой-то абсурд.
– Должно быть, ошибка?
Фамилия «Коэн» была достаточно распространенной.
Он достал из служебного планшета какую-то книгу. «Доброе утро, полночь». Эту книгу я относила профессору. Я выхватила томик из его руки:
– Когда?
– Несколько недель назад. Я хотел тебе сказать…
– И почему не сказал?
Так вот почему профессора не было дома. Нет, это невозможно. Я направилась в сторону ее дома.
Поль пошел за мной:
– Позволь мне проводить тебя.
– Нет.
– Прости, что не рассказал тебе. – Он схватил меня за руку.
Я вырвалась и побежала бегом. Жесткие подошвы моих туфель стучали по тротуару, порождая громкое эхо. Я промчалась мимо заколоченной лавки мясника, мимо «Шоколадницы» без шоколада, мимо boulangerie, перед которой стояли домохозяйки в надежде купить хлеба, мимо brasserie, где фрицы наливались пивом…
Я буквально взлетела по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и заколотила в дверь. Что-то послышалось по другую сторону, – наверное, профессор готовила чай. Она просто выходила до этого, только и всего. А теперь она дома. Я услышала, как заскрипел паркет, как тихо повернулся в замке ключ. С ней все в порядке. Это всего лишь недоразумение. Я прислонилась к стене, пытаясь перевести дыхание.
Дверь распахнулась. Блондинка в синем платье в обтяжку произнесла:
– Да?
Я выпрямилась:
– Я пришла к профессору Коэн.
– К кому?
– Ирен Коэн.
Заглядывая внутрь мимо женщины, я увидела старинные часы, их стрелки показывали 15:17. В хрустальной вазе стояли розы. На книжных полках красовалась коллекция пивных кружек.
– Вы ошиблись адресом.
– Адрес правильный, – настаивала я.
– Ну, она здесь больше не живет. Это теперь моя квартира.
