– По крайней мере, у тебя есть начальница, которой ты можешь восхищаться.
Поль выглядел встревоженным. Я хотела обнять его, забыть на пять минут о войне, но упорный взгляд мадам Симон действовал мне на нервы. Сможем ли мы с Полем хоть когда-то остаться наедине?
Уже поднимаясь по закрученной лестнице, я слышала стук клавишей пишущей машинки профессора Коэн. На этот раз, как и всегда, уже на площадке ощущался чернильный запах ленты для машинки. Несмотря на всю свою меланхолию, я усмехнулась, когда профессор открыла дверь, – она была в смокинге.
– Что это значит? – спросила я.
– Я стараюсь проникнуть в ум своего героя, так что надела смокинг мужа.
– Помогает?
– Не уверена, но это очень весело.
Книжные полки за ее спиной заполнились почти наполовину. Битси, Маргарет, мисс Ридер, Борис и я приносили книги из собственных собраний, и то же самое делали друзья профессора. И стопка листов рядом с пишущей машинкой тоже подрастала.
– Что нового? – спросила она.
– Меня повысили, я теперь библиотекарь справочного отдела, – вздохнула я.
– Но ведь это же хорошо?
– Но прошлая сотрудница вернулась в Штаты. Я совсем не так хотела прокладывать путь наверх. Я бы предпочла навсегда остаться в зале периодики, лишь бы не терять коллег.
– Люди строят планы, а Бог смеется над ними, – сказала профессор Коэн. – Чашечку чая? И более подходящий наряд?
Мы болтали, сидя на диване с чашками на коленях: профессор – в смокинге, а я – с черным галстуком-бабочкой на шее. Я потрогала шелковую ткань. Мне стало немного лучше.
Еженедельные визиты к профессору Коэн были одной из великих радостей моей работы, моей жизни. Она даже позволила мне прочитать свою рукопись, часть действия происходила в нашей библиотеке. Текст был таким остроумным, проницательным, таким «профессорским»… Коэн стала моим любимым автором, соединив в себе все категории.
Париж
12 мая 1941 года
Месье инспектор!
Почему бы Вам не поискать прячущихся незаявленных евреев? Вот вам адрес профессора Коэн: дом 35 по рю Бланш. Она прежде преподавала так называемую литературу в Сорбонне. А теперь приглашает студентов к себе домой на лекции, так что может резвиться с коллегами и учениками, в основном с мужчинами. В ее-то возрасте!
Когда она отваживается выходить, вы можете заметить ее за километр – в этой пурпурной шали и с павлиньим пером в волосах. Спросите у этой еврейки свидетельство о крещении и паспорт – и увидите, что там отмечена ее религия. В то время когда добрые французы, мужчины и женщины, работают, мадам профессор сидит дома и читает книжечки.
Мой сигнал точен, так что теперь все зависит от вас.
Подпись: Тот, кому все известно
Глава 24. Одиль
В опустевшем дворе нашего дома маман морщилась, вытаскивая свои обожаемые папоротники из ящиков. Рядом с ней мы с Евгенией сеяли в землю семена моркови. Помогая маман, я чувствовала себя полезной, да и солнце казалось божественным.
– Мы могли бы в прошлом году посадить овощи… – Маман провела пальцами по беспомощным папоротникам, распластавшимся на булыжнике. – Но мне нравилось иметь что-то прекрасное…
– Кто мог знать, что оккупация затянется, – сказала Евгения.
– А если она никогда не кончится?
– Мы так же говорили о Великой войне. Но все хорошее приходит к концу, и все плохое тоже.
Маман прочитала нам письмо от своей кузины из провинции, та обещала прислать продукты. Дочитав, она сказала:
– Всю жизнь я стеснялась своих деревенских корней. Когда начальники папа́ и их жены приходили к нам на ужин, я всегда чувствовала себя… не такой, как парижские дамы. Жирная баранина рядом с копченой форелью.
– Ох, Гортензия! – Евгения сжала испачканную землей руку маман.
– Но теперь мои корни могут нас спасти.
– Спасение в виде морковки, – пошутила я.
– Ну зачем ты упомянула баранину? – пожаловалась Евгения. – Я теперь просто умираю с голоду!
Посмеиваясь, мы с ней отнесли ящики наверх и поставили на подоконники. Маман шла за нами, сжимая в руке молодые листья папоротника, изогнувшиеся, как вопросительные знаки.
– Полагаю, нам нужно позаботиться об ужине, – сказала Евгения. – Почему бы тебе не пригласить Поля?
– Он должен приходить сюда ради общества, а не ради еды. – Маман поставила листочки в стакан с водой. – Они снова пустят корни.
– На этот раз запеченные, – нахально заметила Евгения.
Когда мы поели, маман сделала вид, что наводит порядок на письменном столе, а мы с Полем сели на диван. Поскольку мы не могли разговаривать свободно, я показала ему страницу из «Эпохи невинности» Эдит Уортон, и наши тела почти соприкасались, пока мы читали. «Когда мы были разлучены и я с нетерпением ждал встречи, каждая мысль обжигала пылающим огнем. Но потом приходила ты, и это было намного больше того, что я помнил и чего хотел от тебя – куда больше часа или двух время от времени, с бессмысленной жаждой ожидания между ними».
В комнату ворвалась Евгения и потянула маман за руку:
– Ох, дай им немножко повеселиться.
– Когда они поженятся, то смогут веселиться столько, сколько им захочется, – ответила маман.
– А где твой отец? – спросил Поль, возвращая нас в русло общего разговора.
– Все еще на работе. Он приходит домой ночью, с кучей папок, но ничего нам не говорит. Но когда я вижу темные круги у него под глазами…
– Ты тревожишься обо всех других, а я тревожусь за тебя, – покачал головой Поль и добавил, что копил деньги весь год ради особого сюрприза.
– И что это такое?
– Завтра мы идем в кабаре.
– Кабаре! – задохнулась маман.
– Но там будет много людей, – успокоила ее Евгения.
Я обняла Поля за шею. Музыка! Шампанское! Никаких дуэний! Мы будем танцевать всю ночь, потому что из-за комендантского часа на улицу будет не выйти до рассвета.
– Это не разрешит наших проблем, – сказал Поль, – но мы будем свободны несколько часов.
На следующий вечер маман воткнула в мои волосы влажный листок папоротника, пока Поль оправлял на себе вельветовый костюм. В кабаре мы с ним понемножку попивали шампанское, пока грудастые танцовщицы в бюстгальтерах и коротких юбочках кружились на сцене, время от времени позволяя заглянуть дальше дозволенного. Но меня куда больше интересовала куриная грудка на тарелке. Нож и вилка дрогнули в моих руках. Я так давно не пробовала ничего подобного! Положив в рот кусочек, я вонзилась зубами во влажное мясо и провела языком по косточке. Не желая уронить на салфетку даже каплю соуса, я облизала пальцы. После ужина мы с Полем прижимались друг к другу среди других пар на танцевальной площадке.