Прихватив свои увядшие нарциссы, я вышла на вечерний холод. Булыжники дорожки покрылись инеем и стали скользкими. Мозоли на моих ступнях болезненно пульсировали. Дорога домой, казалось, должна была занять пятнадцать лет вместо пятнадцати минут. Хромая по тротуару, я увидела, что впереди, в тусклом свете lampadaire
[3], притаился черный автомобиль. Из него вышел мой отец и открыл дверцу с пассажирской стороны.
– Ох, папа́, merci…
Чувствуя облегчение оттого, что снова вернулась к французскому, я скользнула на сиденье – я впервые села после завтрака.
– Проголодалась?
Папа́ протянул мне коробку десерта «Сент-Оноре». Открывая ее, я вдохнула маслянистый аромат финансье, прежде чем откусить кусочек. Пирожное рассыпалось у меня во рту, я закрыла глаза, медленно пережевывая.
– Ça va?
[4] – спросил он. – Первый день, а ты уже измучилась. У тебя ведь не начался приступ головной боли?
– Я в порядке, папа́.
– В твоем возрасте, – заговорил он нежно, – мы с маман просто старались пережить войну и горевали по друзьям и родным. Тебе всего двадцать, и мы хотим, чтобы ты наслаждалась молодостью, нашла кавалера, ходила на танцы, а не трудилась, как рабыня на какой-то книжной фабрике.
– Папа́, прошу, только не сегодня…
Всю мою жизнь родители говорили о войне, и их слова рикошетом сыпались вокруг: танки и окопы, горчичный газ и искалеченные солдаты…
– Хорошо, поговорим о чем-нибудь другом. Поскольку ты теперь будешь работать по воскресеньям, я пригласил одного знакомого на ужин в среду. Этот утверждает, что любит читать!
Глава 6. Одиль
Каждое утро перед открытием библиотеки я заглядывала в разные отделы. В понедельник я договорилась о встрече с мисс Уэдд, бухгалтером, которая славилась острым умом и восхитительными лепешками. Когда она склонилась над гроссбухом, я увидела, что в узел ее каштановых волос воткнуты три карандаша. После того как она объяснила мне строки расходов – на все, от угля и дров до книг и клея для переплетов, – я спросила, можно ли кое о чем ее расспросить. У меня появилась некая идея насчет ежемесячного информационного бюллетеня, составление которого мисс Ридер вменила мне в обязанность. В дополнение к обычным академическим обзорам и спискам наиболее востребованных книг мне хотелось включить что-нибудь более личное о читателях и персонале.
– Какие книги вы любите? – спросила я, приготовив блокнот.
– В школе мне нравилась математика. В числах я всегда видела больше смысла, чем в людях. Поэтому мои любимые книги – это книги древних греков, Пифагора и Гераклита. Мы ведь до сих пор пользуемся их идеями. Я ведь не такая, как Борис и мисс Ридер. Я не люблю общаться с людьми. – Мисс Уэдд воткнула в волосы четвертый карандаш. – Но я надеюсь, что и мой вклад имеет значение, пусть небольшое. Уже больше десяти лет я заполняю страницы отчетами о вкладах щедрых дарителей и служащих, работающих долгие часы, только я пишу вертикальные строчки, а не горизонтальные.
Расспрашивать мисс Уэдд было все равно что наблюдать за расцветающей розой: она распрямлялась, лепестки ее щек розовели от страсти.
– Спасибо, – поблагодарила я, радуясь тому, что выбрала именно ее. – Читателям понравятся ваши ответы, а мне теперь хочется прочесть Гераклита.
И еще я наслаждалась тем, что узнавала своих коллег. Во вторник я провела некоторое время с Питером, единственным человеком, достаточно высоким для того, чтобы дотягиваться до верхних полок. Выкладывая на тележку книги по номерам, он подбирал десяток за то время, пока я находила две. Он был сложен как боксер, но, когда слышал за полками заботливый голос мадам Фрот: «Питер, милый, ох, Питер…» – тут же сбегал в туалетную комнату, чтобы спрятаться от влюбленной читательницы.
В среду я отправилась в детский зал, где вдоль стен стояли невысокие полки, а перед камином сгрудились маленькие столы и стулья. Хотя я ни разу еще не видела детского библиотекаря Мюриэль Жубер, мне казалось, что я знаю ее, потому что аккуратная подпись Мюриэль появлялась на каждой карточке книг, которые я выбирала. За одну только прошлую неделю она меня обошла, прочитав романы «Моя Антония», «Белинду» и «Увлекательную повесть жизни Олаудаха Эквиано». Учитывая такой выбор книг, я представляла себе седовласую леди. А вместо этого нашла девушку моего возраста, внимательно посмотревшую на меня умными фиолетовыми глазами. Даже с косой, уложенной наподобие короны на голове, она не достигала в высоту и пяти футов.
– Мадемуазель Жубер? – спросила я.
Она предложила звать ее Битси, Кроха, как звали ее все с тех пор, как один читатель из Техаса, посмотрев на нее, воскликнул: «Ох, да ты просто крохотуля!» И добавила, что хотела со мной познакомиться с того самого дня, когда увидела мое имя на карточке одного из ее любимых романов.
– Мы родня по чтению, – сказала она таким тоном, каким кто-нибудь сказал бы: «Небо голубое» или «Париж – лучший город в мире».
Я скептически относилась к родству душ, но вполне могла поверить в книжное родство, в связь двух людей, одержимых страстью к чтению.
Битси предложила мне «Братьев Карамазовых».
– Я плакала, когда дочитала до конца. – Ее явно переполняли чувства. – Сначала потому, что счастлива была прочитать эту книгу. А еще потому, что это такая трогательная история. И третье – потому, что мне уже не удастся заново совершить такое открытие.
– Из авторов прошлого Достоевский – мой любимый, – сказала я.
– И мой тоже. А из современных кто?
– Зора Нил Херстон. Когда я впервые читала «Их глаза видели Бога», то буквально глотала главу за главой. Мне просто необходимо было выяснить, что произошло потом. Выйдет ли Джейни за дурного человека? Оправдает ли Ти Кей мои надежды? А потом, когда уже оставалось совсем немного страниц, я начала страшиться того, что этот мир, который я полюбила, подходит к концу. Я не готова была с ним расстаться. И стала читать медленно, смакуя каждый эпизод.
– Я поступила точно так же, – кивнула мадемуазель Жубер. – Старалась растянуть каждую страницу, насколько могла.
– А я прочитала весь роман за четыре дня, но держала его у себя полные две недели. Когда пришла пора сдавать его, я положила книгу на стойку абонемента, но никак не могла убрать руку с обложки. Борис нашел мне еще три книги мисс Херстон. Я и их с наслаждением проглотила, будто шоколадное пирожное. И я так переживала за героев, что они стали для меня реальными. Я просто чувствовала, что знакома с Джейни, что она однажды может войти в эту библиотеку и пригласить меня на чашечку кофе.
– И у меня такое же чувство к любимым героям, – кивнула Битси.
Подошла чья-то мамаша:
– Мой сын выбрал вот это. – Она держала в руках две книги рассказов для детей. – Но они кажутся мне уж очень… ну, захватанными.
