— Ты ничего не знаешь, Минаев, чтобы меня упрекать. Он бы ее убил, понимаешь? Она после тебя и так в труп превратилась. В психушке лежала, а потом еще несколько лет на таблетках… Еле вытащили обратно. А Шилов ее раздавил, попользовался и выбросил. И мы опять ее вытаскивали, потому что она подсела снова на антидепрессанты. Живой труп, понимаешь, Минаев? И когда он пришел ко мне и сказал, что решил снова ее вернуть, я не мог этого допустить! Пусть если хочет, обанкротит, по миру пустит. От нее же ничего не останется.
Я стояла, покачиваясь, по щекам текли слезы. Я не хотела этого разговора, не хотела, чтобы Влад знал, что я собирала себя по кусочкам и не собрала, что один пазл так и не подошел к другому, и Ася Киреева осталась получеловеком, зависимым от лекарств и подверженным нервным срывам со съезжанием с катушек. Я хотела, чтобы он помнил меня той девчонкой из Комарово, ясной, светлой, счастливой.
Влад словно каменел, пока Илья говорил, на брата даже не смотрел, не сводя с меня глаз, полных боли.
— Андрей не хотел меня убить, — сказала едва слышно, но мой шепот словно заставил Илью замолкнуть. — Не хотел… Он хотел меня спасти, вытащить. Но не знал, как. А я… Я сама не хотела.
Закрывалась, пряталась, выстраивала стену, потому что не могла представить, что я вдруг стану счастливой с кем-то еще. Словно у меня не было на это сил или какого-то права. Словно счастье, которого все ищут, для меня стало самым большим страхом в жизни. Потому что с ним об руку неразрывно шла боль, уничтожающая все на корню. А от меня и так немного осталось после первой взрывной волны.
На несколько секунд установилась странная тишина, нереальная. Потом я спросила:
— Так это, правда, вы убили Андрея?
И посмотрела на брата. Он от этих слов дернулся.
— Он пригрозил, что посадит меня за решетку, — сказал вдруг спокойным голосом, словно в один момент перестал нервничать. — Косницын давно на него зуб точил, потому что торчал кучу бабла, а отдавать не хотелось. Вложил бабки в какую-то турбазу, но доход себя не оправдал… А Шилов требовал бабло, начислял проценты… Вот Артем и придумал… Я должен был обеспечить ему алиби. Он же биатлонист, стрелять умеет. Вот и выстрелил…
Илья тяжело вздохнул. А мне вдруг до боли стало жаль Шилова. Как бы там ни было, но он этого не заслужил.
— Ась, нам надо уходить, — вернул меня в реальность Илья.
— А как ты узнал, что я буду здесь? — спросила я, глядя на него в упор.
— После той встречи в гараже, я приставил к Минаеву человека, чтобы следил за ним и за тобой. Хотел знать, что у тебя все в порядке.
— Или следить за тем, как идет поиск компромата, ведь там могли быть бумаги и на тебя, — вставил Влад, снова поймав злой взгляд брата. — Расписка Косницына и документы на тебя у Аси, и…
Договорить Влад не успел, потому что в следующую секунду раздался звон стекла, а потом Илья рухнул на колени, нелепо взмахнув руками, и упал лицом на пол.
Затылок его был разворочен выстрелом, кровь растекалась густой темно-красной жижей. Я смотрела на него, широко раскрыв глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Все это заняло пару секунд, а через мгновение послышался странный свист, я не успела сообразить, что к чему, потому что оказалась на полу, прижатая телом Влада. Он морщился и рычал от боли, а на меня просто напало оцепенение.
— Быстро в угол, — приподнявшись, Влад, почти потащил меня в сторону, — здесь безопасно, — сказал, оглядываясь.
Я перевела на него отупевший взгляд. Влад схватился за левое плечо, а я увидела, как из рукава его куртки капает кровь.
— Кто это? — спросила почти по слогам.
Влад не ответил, достав телефон, кому-то позвонил.
— Со стороны входа стреляли в окно, — сказал быстро. — Киреев мертв, я ранен. Быстро.
Бросив телефон на пол, прилег, прислонясь к стене, тяжело выдохнул.
Я сидела, согнув ноги в коленях, обхватив их руками.
— Ась, — позвал Влад обеспокоенно. — Ась, посмотри на меня.
Я перевела на него взгляд. Он выругался, видимо, выглядела я совсем хреново. Тут у него зазвонил телефон. Быстро сняв трубку, Влад выслушал ответ.
— Это Косницын стрелял, — сказал мне, — его взяли.
И тут в зал вломилась толпа людей во главе с мужчиной лет тридцати пяти, блондином с наглым выражением лица.
Я прижала к груди конверт, глядя на его приближение.
— Жив? — усмехнулся мужчина, Влад только поморщился.
— Это Драгунский, Ась, — сказал мне, а я сжалась в комок, глядя на мужчину исподлобья. — Отдай ему конверт.
Я помотала головой.
— Отдай, — устало повторил Влад, — он не сделает тебе ничего. У нас договоренность.
Драгунский протянул руку, а я оказалась перед выбором: верить Владу или нет. И усмехнувшись, поняла, что готова верить ему всегда, даже зная, что он обманет. Готова верить, надеяться на призрачный шанс…
Встав, протянула конверт. Драгунский, заглянув внутрь, кивнул.
— Можешь идти, — сказал, глядя на меня. Я только глазами похлопала. Мужчина рассмеялся. — Беги, Ася, беги, — добавил он насмешливо.
А я взяла и послушалась.
Побежала прочь, до станции отсюда было около трех километров, и никакого транспорта. Я бежала, не чувствуя боли в груди и ногах, глотая воздух открытым ртом. Бежала, как сумасшедшая. Никто меня не преследовал.
И только когда электричка тронулась с места, я прислонилась лбом к холодному стеклу, закрыла глаза и… поняла, осознала все, что случилось.
Боль резанула мгновенно, сильно, словно иглы вошли в сердце и глаза. Я сильно зажмурилась, до новой боли, уже физической, но это слабо помогло. Мой брат Илюшка погиб. Тот самый, что качал меня на качелях во дворе, что защищал от нападок и отгонял ухажеров.
И даже мысль о его предательстве казалась сейчас ничтожной. Что он в сущности мог противопоставить Шилову? Ничего. И все-таки… противопоставил. Я зажала рукой рот, потому что перед глазами снова вспыхнула картина, как он падает передо мной с таким наивным и удивленным лицом.
Разве это возможно? Неужели Илья… Нет, нет, нет, не могу поверить. А вдруг он жив? От этой мысли я выпрямилась, но тут же поникла, осела, падая на спинку сиденья. После такого не выживают. Я укутала лицо в платок, шапку натянула до глаз, обняла себя за плечи. Меня начинало трясти, грудь раздирало от нарастающего дрожания, хотелось рыдать, кричать, разнести нахрен весь этот вагон, может, тогда бы утихла эта тупая боль, разрастающаяся внутри.
Но я сидела, покачиваясь, закрыв глаза, глотала слезы. Ильи больше нет. Моего брата, моего любимого, моего ненаглядного. За что, за что?!
А мама с папой, что будет с ними, когда им сообщат? Они и так не знают, чего ждать, жива ли я, а тут такое… Сердце сжалось от боли. Господи, дай им сил пережить этот удар. А я вернусь, я непременно вернусь, как только появится возможность. Как только распри утихнут… И мне ничего не будет угрожать, и я уже никому не буду интересна…
