— Пока я спрашиваю только одно — да или нет? — властно повысил голос Вадим Александрович. Только скажите мне честно — это очень важно для вас.
— Он был здесь. Но… неужели вы можете подумать, что это он своровал документы у… своего отца? Или… почти отца? Это невероятно!
— Я тоже так думал до последней минуты. Но теперь я в этом не сомневаюсь. Не думаю, чтобы он испытывал ко мне какие-нибудь чувства. Разве что как к конкуренту…
— Но только не впутывайте Александра в свою политику. Он ненавидит политику.
— Может быть, — спокойно подтвердил Вадим Александрович. — Но зато любит баб и деньги. И по всей видимости, деньги он стал любить еще больше, если пошел на это… Ведь я поверил ему, что он и впрямь приехал из-за свадьбы сестры, я почти ему поверил… Продажная тварь!
— Но где сейчас Александр? Я уверена, что он все вам объяснил бы! Что вы такое говорите? Зачем? Вы все — злые, жестокие, вы все просто помешались на своих деньгах…
— Где? — очнулся Вадим Александрович от тяжелой задумчивости. — Во Франции, наверное. Уехал. И теперь он нам ничего не объяснит. Думаю, остальные бумаги тоже там… если он их, конечно, еще не продал моим врагам. Сам-то он, может быть, и не сумеет, но вот его жена… Да, скорее всего так и есть. Хорошо еще, кто-то из его помощников, догадавшись, что он всех кинул и смылся, решил выжать из меня хоть какие-то копейки, пообещав сообщить, где хранится часть моих вещей. И назвал ваш адрес.
— Подождите. Вы сказали: его жена? Разве он женат? — ошарашенно спросила Вера.
— Ну да. Диана. Но не принцесса, разумеется, отнюдь. А вы хотите сказать, что ничего про это не знаете? Три года назад весь город только и говорил про это. Или вас тогда в Саратове еще не было?
— Да нет, была. Но я была… в школе. Погодите, а какая Диана? Сестра Юлии Семеновны и Марка?
— А вы как думаете? Тогда наш влюбленный в дамочку, старше его лет так на пятнадцать, тоже изрядно наколобродил. Но все же не так, не так… Послушайте, да у вас сильный жар! Вам плохо? Может, вызвать «скорую»?
— Нет, ничего не надо, оставьте меня, — прошептала Вера, кутаясь в одеяло и потом вообще на всякий случай накрываясь с головой, прячась от всего мира.
Почему-то всякий миф, вымысел неизбежно заканчивается возвращением в исходную точку. Тот, кто когда-то появился из камня, окаменевает. Тезей, сын морского бога, не умирает от ран, а именно под конец тонет, то есть возвращается к своему отцу.
В таком случае Александр тоже должен когда-нибудь смешаться с безликой базарной толпой, стать никем.
Но для этого он должен умереть в ее душе. И теперь он умирал под ватным одеялом — в корчах и муках.
— Мам, он сам прошел, я говорил, что нельзя, — выглянула из-за двери пушистая темноволосая голова Антошки. — Что, теперь шоколадной медали не будет?
— Будет, будет, — прошептала Вера.
Сын напомнил, что, несмотря ни на что, ей самой нельзя было умирать.
— А еще тетя Лена пришла, она говорит, какую-то траву принесла, чтобы ты выпила. Тебе сразу легче станет. И дядя Боря уже три раза приходил, он сейчас пошел в аптеку. А еще я сегодня на балконе дядю Пашу видел. Знаешь, мам, а хорошо все же, что он снова в нашем доме живет, мы теперь снова будем в театр бесплатно ходить. Ты давай скорей выздоравливай…
— Ты скажи пусть все потом, потом… Я хочу одна.
Но Ленка уже сидела рядом, подсовывала какое-то горькое лекарство на ложечке.
— Что, отворотное зелье? — слабо улыбнулась Вера. — Мне бы лучше чего-нибудь такого, чтобы сразу умереть, долго не мучиться.
— Вот дурища бестолковая! — рассердилась Ленка. — Я тебе покажу — умереть, смотри-ка что задумала! Мне Вовчик рассказывал, у них недавно один знакомый нарк деда своего укокошил, все жилы ему нарочно исполосовал и теперь под следствием. Так он все равно надеется как-нибудь выкрутиться, за жизнь цепляется, хотя почти все доказано. Да и какая ему радость от жизни, если он дозу довел почти до критической отметки и сейчас в коме валяется. А ты вон куда — умереть, понимаешь ли…
— Деда? — Вера резко приподнялась с подушки. — Жилы, говоришь? Это ты про кого?
— А, ладно, все равно уже проговорилась, что теперь? Только ты смотри — никому пока, Вер, чтобы как могила… Да я тебе показывала того паренька на презентации, Олежку. Его кто-то приезжий из-за границы на убийство толкнул, денег дал… А тому все равно, лишь бы было на что ширяться, ты же знаешь. Я пока толком не вникала, но вроде бы этот дед собирался все свое богатство или еще там какое-то барахло в музей сдать, прежде чем сам на тот свет отправится. А Олежка вроде все сделал, как тот ему сказал, а потом не выдержал, сломался, сам во всем признался… А ведь я, Вер, тебя сильно поблагодарить хотела, потому что Вовчик из-за чемоданчика с инструментами тогда сильно струхнул и спрятался, а то, не дай Боже, и его бы еще в это мокрое дело втянули. Он ведь у нас младшенький, слабенький уж очень… Ой, Вер! Ты чего? Ты чего теперь встаешь? Ты чего теперь так глядишь, Вер? Может, я пока пойду, а?
— Ну уж нет… — прошептала Вера, с трудом узнавая свой собственный голос. — Садись. Теперь я тебе все расскажу по порядку.
Вера стояла на набережной и смотрела на реку. Выяснилось, что избежать встречи с Юлией Семеновной совершенно невозможно — она оказалась вездесущей и разыскивала ее буквально повсюду. А после того как Вера узнала, что ее бывшая клиентка собралась прийти к ней домой, пришлось согласиться на встречу на любой нейтральной территории. Нет уж, только не дома. Никого из них не должно быть дома, нечего отравлять воздух. Достаточно того, что они свободно ходят по улицам, по базарам, что они — везде… Они — как болезнетворные бактерии.
«Наверное, вы согласны, что по большому счету это чисто семейное, внутр-р-реннее дело, которое касается исключительно нашей семьи, — так высказался Марк во время встречи с Верой относительно смерти своего дядюшки. — И мы в нем р-р-разберемся сами, сами накажем виновных, а какие-то вещи, возможно, не будем выносить на всеобщее обозрение… Надеюсь, я понятно выражаюсь».
«Понятно, — сказала Вера. — Можете не волноваться: мне не хочется даже думать об этом и нестерпимо вспоминать. Разбирайтесь сами как хотите… Мне все равно».
Почему-то больше всего Веру удивило и, признаться, сильно покоробило, что Марк говорил с ней свободно и откровенно, можно сказать, по-приятельски. Как будто и она теперь имела какое-то отношение к темной жизни их семейства! Как будто эти ужасные люди включили ее в свой круг. Он не скрывал, что сейчас делает все возможное, чтобы вызволить «Олежку», который до сих пор находился под следствием, потому что «этого сестра просто не пер-р-реживет» и из тех соображений, что «парня надо элементар-р-рно лечить», и теперь он якобы займется этим вопросом самолично.
Относительно Александра Марк сказал, что в данный момент «этот человек» скрывается за границей, но он сам намерен его разыскать и наказать. Впрочем, говорил он про это без злости и даже вообще без какого-либо энтузиазма, скорее, просто так, для порядка.
