Но так как рыжий все равно ее не отпускал, Вера изловчилась и вцепилась зубами в его плечо. Она и сама не ожидала, что у нее это так умело получится.
— Е-мое! Да она еще и кусаться умеет! — удивился он, сразу отпуская свою мертвую хватку.
— Слышь, у нее наверняка какой-нибудь спонсор есть, раз она из этого конкурса. Мне про это дело много чего рассказали. Не трогай лучше, — сказал молоденький, поставил книгу на полку и первым отправился к двери.
— Для свидетельских показаний тебя вызовут отдельной повесткой, королевна, — сказал рыжий милиционер и послал Вере в дверях щедрую улыбку из нержавеющего металла.
Пора было бежать в соседний дом за Антошкой. Но Вера не успела натянуть свитер, как услышала звонок в дверь. На этот раз это была Ленка.
— Ушли? — спросила она, озираясь. — Фу, пронесло. Отсиделась. Я ведь их, Вер, по стуку уже узнаю и не пускаю. А теперь ты мне, Вер, скажи, что они еще про моего братишку говорили?
— Что он вор.
— Ну уж прямо и так! — усмехнулась Ленка. — Пускай сначала докажут.
— Не волнуйся, докажут.
— Нет, правда, чего ты в последнее время такая, Вер? — помолчав, спросила Ленка. — Я тебя прямо не узнаю: ты Вера или не Вера?
— Невера, — ответила Вера и вздохнула. — Ко мне первый раз из милиции домой приходили, с ордером. Руки выкручивали. Вот, даже синяк теперь, наверное, тут будет.
— Тю, ерунда, было бы из-за чего нос вешать! И потом, ты что, своими глазами видела ордер на обыск? И как он выглядел?
— Не знаю, — попыталась припомнить Вера. — Бумажка с печатью.
— Ну ты даешь! Бумажка, — беззлобно передразнила ее Ленка. — А может, это вовсе был не ордер? Или там совсем другая фамилия была вписана? Может, им просто понадобилось проникнуть в дом с какой-нибудь своей целью? А? Что скажешь?
— И откуда они меня знают? Но он же сказал: Клементьева Вера Михайловна…
— Я тоже могу сказать: Клементьева Вера Михайловна, руки за голову, я тебя сейчас на этой люстре вешать буду без суда и следствия! И ты что, сразу руки за голову?
— Нет, — нахмурилась Вера.
— Подумаешь, менты: пришли да ушли. Подумаешь, руки выкручивали. Ничего ведь с тобой не случилось? Точно? Глупости все это.
— Тебя послушать, так и в тюрьме тоже нормально сидеть, особенно в предварительной камере, — не выдержала и взорвалась Вера. — Сидишь, ничего не делаешь, глядишь за решетку, а тебе бесплатно похлебку дают. Удивляюсь я тебе. Не понимаю.
— В тюрьме? — задумалась Ленка. — Смотря в какой компании. От этого многое зависеть будет.
— Вот что: не хочу я больше визажисткой работать, — помолчав, сказала Вера. — И ключ возьми. Мне он больше не понадобится.
— Чего так?
— Не хочу.
— Интересное кино… А чем же ты заниматься будешь? Только-только деньги поперли, а ты…
— Сказала: не буду. Не для меня это все. В школу вернусь. Не знаю пока.
— И к старику своему золотоносному тоже ходить, что ли, не будешь? Ну, Вер, это надо совсем уже последней дурой быть, чтобы от такого отказываться.
— Сегодня последний раз схожу, и точка, — сказала Вера. — И даже сумку с собой не возьму. Мне поговорить с ним кое о чем нужно.
Вера не стала сейчас рассказывать соседке, как среди ночи к ней заявился «Человечкин», который жил в каком-то своем измерении, и сообщил, что найденный рисунок вовсе не принадлежит, не принадлежал и никогда не мог принадлежать Матиссу. Он отнес рисунок какому-то известному в городе специалисту, который сказал, что некто, вполне возможно, дед Стасика, лишь попытался сделать копию с известного сюжета. Но, должно быть, такая попытка подражать великому французу показалась ему крамольной для своего времени, и он спрятал рисунок под обоями.
При этом Иван Иванович не скрывал своего восторга: «Вы-вы-вы-вы даже не представляете, какой это ценный документ, символизирующий время тридцатых годов. Это будет самым ценным экспонатом в моем музее!»
А Вера подумала, не обращая внимания на его запинающееся бормотание: все, никаких денег не будет, никакой помощи. Но что еще может она сделать для Александра? Что?
И самое главное: что нужно сделать? Только один человек мог ей хоть что-нибудь теперь посоветовать.
Глава 13
ГЕТЕРА
Трамвай оказался переполненным, но, вздохнув, Вера все же шагнула на ступеньку второго вагона.
Пассажиры на остановке подробно обсуждали между собой случившуюся на линии «обесточку». Это значило, что в ближайший час городской транспорт все равно будет до отказа заполнен замерзшими на остановках людьми.
Впрочем, можно было развлекаться мыслью, что в мире с каждым годом остается все меньше трамваев и для многих они уже стали легендой.
— Вот в Лондоне, наверное, уже нет трамваев. И в Нью-Йорке тоже давно нет. И в Париже…
Ну уж нет, про Париж Вера сейчас себе вспоминать не разрешала.
— Подумаешь! А зато здесь есть, пока ползают, родимые. Хотя в такой ледяной мартовский день, да еще когда на линии вдруг случается авария, тоже начинает казаться, что никогда в жизни больше из-за угла не покажется красный, бодро громыхающий вагон. А он все равно едет, спешит всех забрать.
— Ой-ой-ой, куда пихаешь? Не видишь, что ли, тут я стою! — запричитала на весь вагон старушка, которую теснил вперед осанистый старик с белой, заснеженной бородой Деда Мороза.
— Ничего, бабка, не скрипи! Нам бы с тобой только как-нибудь до лета дотянуть, а там пенсию получим и на Кипр махнем! — отозвался дед, и по вагону прокатился смех, мигом снимая волну взаимного раздражения и тесноты.
Вера тоже невольно улыбнулась.
А что, действительно, скоро лето. А еще раньше весна, самое любимое время года. Не случайно ее имя так созвучно со словом «весна» на латыни — ver, veris. Хотя сегодня, глядя в замерзшее стекло трамвая, совершенно невозможно было представить, что уже через каких-нибудь два-три месяца повсюду будет ярко светить солнце, зеленеть трава и над цветами закружатся бабочки. Уже сейчас, как говорят знающие люди, под корой деревьев тихо заструились новые соки, и природа понемногу пробуждается от зимнего оцепенения. Но поверить в это, видя перед глазами голые, обледеневшие ветки, у Веры почему-то никак не получалось.
В том-то все и дело, что весна никому не позволяет догадываться о той борьбе и великом труде, который она всякий раз совершает, чтобы снова воцариться, казалось бы, на насквозь промерзшей земле. Нет, об этом никто из людей не должен знать. Почему-то ей нравится выглядеть в глазах людей беспечной, радостной особой, порхающей по земле в веночке из цветов, и никто не должен видеть на ее юном лице выражение поистине нечеловеческого усилия и муки.
— Предъявите проездные документы. Девушка, что у вас? — услышала Вера за спиной недовольный голос кондуктора. — Заранее деньги готовь, коли еще необилеченная…
