И все-таки очень хотелось бы знать, кто такой Костенко. Чего он натворил. Почему за ним отправили именно нас. И, как пеленгатор, который совсем разладился, умудряется-таки выдавать нам верный маршрут. По-прежнему совершенно прямой, как стрела.
15 августа. Еще один привал, и все. Завтра Костенко наш. Теперь это дело принципа. На сосне, под которой я сижу, красуется свежий затес и надпись на нем шариковой ручкой: «Отсюда начинаю убивать». У нас словно второе дыхание открылось. Парни злы, как черти.
Теперь понятно, зачем нужны были угрозы, которые я выслушал на Лубянке. Они хотели меня разозлить. И правильно сделали. Злоба убивает страх. А страху-то я за эти дни натерпелся… Особенно во время допросов свидетелей. Я быстро пришел к выводу, что наш объект – не человек или не совсем человек. Но я был зол и шел вперед.
Его действительно нужно ликвидировать. Он совсем рядом и завтра получит свое. Группа, которая идет нам навстречу, не успевает. Они там завязли в болоте по уши. И все же мне жаль. Он безоружен, топорик и нож, больше ничего. А я не палач. Но долг офицера, долг перед Родиной заставляет решать: или – или.
Мечтаю о дне, когда партия окончательно победит маразм. И наша страна вернет себе былое величие. Как прекрасно то, что происходит сейчас. Мы проходим через сложный и мучительный ритуал очищения.
Вот написал и сам не верю. А теперь, батенька, немедленно спать.
16 он чудовище надеюсь он вернется добьет меня.
Часть I
ЖУРНАЛИСТ
26 апреля – 30 ноября 1990 года
Когда из-за угла выпрыгнул оборотень, у Тима перехватило дыхание. Крепко сбитый широкоплечий зверь стоял прямо, чуть согнув в локтях когтистые передние лапы. Закрыв собой проход, вервольф оскалил длинные клыки, хрипло рыкнул, и Тима обдало запахом гнилого мяса.
Глаза чудовища горели в полумраке желтым огнем. Омерзительная щетинистая морда будто ухмылялась. Вставшая дыбом шерсть торчала рваными клочьями. Более тошнотворного зрелища Тим не видел в жизни. Вервольф только выглядел животным, но не был им. Он был – верная смерть. И почему-то в белом лабораторном халате.
Тим припал левым боком к стене, выставив топор перед собой. Зверь рыкнул снова, и человек почувствовал, что у него дрожат колени. Противная мелкая дрожь беспомощности потекла по телу снизу вверх, парализуя волю. Тим поймал себя на том, что пятится.
Зверь вдруг нырнул вперед и резко взмахнул правой лапой. Трясущимися руками Тим едва успел блокировать удар, и по лезвию топора потекла черная кровь. Вервольф заорал во всю глотку, прыгнул и легко подмял Тима под себя. Желтые глаза заглянули человеку прямо в душу. Громовой торжествующий рык заполнил собой весь мир. И тогда Тим закричал.
С безумным воплем он подпрыгнул над кроватью чуть ли не на полметра и упал на четвереньки. И, содрогаясь всем телом, принялся заматываться в теплое одеяло, бормоча то ли заклинания, то ли проклятья.
Телефон звонил.
Тим громко застонал. Собрав волю в кулак, он высунул из-под одеяла руку и на ощупь ударил ладонью по клавише ночника. Потом осторожно выглянул наружу. В комнате было почти светло, но все еще довольно страшно.
– Тим! – позвал незнакомый женский голос.
Телефон умолк.
– Эй! – позвал другой голос. Теперь уже мужской. Но тоже возникший где-то в голове.
Телефон зазвонил снова.
Тогда Тим разозлился. Он сел на кровати, до боли сжал кулаки и зарычал – не хуже вервольфа из кошмара. Встал, прошлепал до выключателя и зажег в спальне верхний свет. Вернулся, сел на кровать, сосредоточился и попробовал «щелкнуть». Не получилось. Не обращая внимания на крик телефона, Тим развел ладони перед собой на полметра и слегка пошевелил ими. Поля будто и не было никогда. Руки по-прежнему тряслись и плохо слушались, а по лицу катился пот.
Проклятый телефон не унимался. Тим вздохнул, поднял аппарат с пола на кровать, снял трубку и опасливо прислушался.
– Ну? – спросил молодой женский голос. – Так и будем молчать?
Тим медленно опустил трубку на контакты, закрыл глаза и тихонько выматерился. Нащупав тапочки и кое-как вдев в них ступни, он поднялся и нетвердыми шагами подошел к двери. Открыв ее, просунул руку наружу и, не глядя, нажал кнопку. В коридоре вспыхнула лампочка. Тим по стенке добрался до кухни, таким же манером включил свет там, поразмыслил несколько секунд, распахнул дверь кабинета и его тоже осветил. В ванную он вошел под настойчивые вопли телефона.
Холодная вода смыла остатки кошмара. Тим невесело подмигнул своему отражению и двинулся на кухню. Одной рукой открыл дверцу холодильника, другой – снял трубку.
В холодильнике было пять банок морской капусты, два десятка яиц, пачка масла, три бутылки «Столичной» по ноль пять литра, одна ноль семь и две бутылки пива «Русь». В трубке все тот же голос спросил:
– Тимофей, это ты?
– Ты ошиблась, – сказал Тим, бросая трубку.
Он выбрал одну из пол-литровых бутылок. Открыл банку капусты, достал вилку, отвинтил пробку. Не присаживаясь, сделал из горлышка три больших глотка, запрокидывая бутылку повыше. Пусть организм не жульничает, а будет вынужден проглотить действительно много. Чтобы поставить на стол опустевшую на треть бутылку, пришлось схватиться за холодильник.
Телефон зазвонил. Тим смахнул набежавшие на глаза слезы, уселся за стол и в несколько секунд жадно сожрал полбанки капусты. Закурил. И ему стало легче, легче, еще легче, совсем легко. Он снова отхлебнул, прожевал, затянулся, придвинул к себе пепельницу, снял трубку и буркнул:
– Доброй ночи.
– Доброй ночи! – эхом передразнила девушка. – Ты мне ничего не хочешь сказать?
– А чего бы ты хотела?
– Скотина!!! – заорали на другом конце провода и с грохотом дали отбой.
Тим рассмеялся. Он пересел со стула в глубокое кресло, поставленное к столу боком и занимающее в кухне все свободное место. Подвинул к себе водочную стопку и наполнил ее до краев. И поднял трубку, едва раздался первый звонок.
– М-да?
– Тебе не приходит в голову, что следовало бы передо мной извиниться? – осведомилась девушка.
– Сомневаюсь.
– Ах, он сомневается! Ты как со мной разговариваешь?! Ты жалкий, никчемный, бездарный, лупоглазый, кривоногий…
– Ой, ой, ой, ой… – пробормотал Тим, морщась и кладя трубку на стол. Под доносящиеся из мембраны неразборчивые вопли он поднял стопку на уровень глаз, посмотрел сквозь нее на мир и кровожадно усмехнулся. Выпил, помотал головой и рассмеялся счастливым беззаботным смехом.
Телефон давился частыми гудками. Тим взял банку капусты и методично очистил ее до дна. Поджег забытый в пепельнице окурок. Посмотрел на часы и тяжело вздохнул. «Полпервого ночи. Нельзя было рано ложиться. Засыпать нужно на рассвете, когда силы зла уже не так властны над миром. А ночью следует бодрствовать, чтобы голова была напряжена и в нее не могли влезть. Неужели только так? Плевать. Сейчас плевать. Вот я добью бутылочку, откупорю другую, включу музычку, возьму книжечку – и когда рухну в кровать, это будет такой отруб, что ни одна сволочь до меня не достучится. И сны я увижу обычные – яркие, светлые, интересные. В этих снах я буду нужен множеству людей и смогу для них сделать много хорошего».
