Моника подумала, что сейчас лопнет от счастья. Оказывается, она женщина, вызывающая восхищение.
Райли поднялся и помог встать упавшей маленькой девочке. Она смотрела на него во все глаза, как на живого Санта-Клауса. Казалось, даже маленькие дети неравнодушны к очарованию Райли.
Моника и Райли вернулись в кафе около десяти часов вечера. Моника знала, что нужно закончить брошенные дела, но она все еще была во власти стихийного порыва, ощущая нечто вроде временного помешательства.
Включив в кафе свет, Моника вновь увидела за барной стойкой почтовую открытку и припомнила недавнюю обиду.
– Райли, почему ты на днях так быстро убежал? – спросила она, стараясь не говорить агрессивно. – Я тебя чем-то обидела?
– Боже, нет, конечно. Прошу тебя, не надо так думать. – Будучи чересчур честным, Райли не умел убедительно лгать. – Просто, знаешь, вдруг психанул.
Опустив взгляд на свои ноги, он смущенно потоптался на месте.
Моника все поняла. В конце концов, она сама постоянно психовала по поводу их отношений, да и отношений с другими людьми. Едва ли она могла его винить! В сущности, она с облегчением обнаружила, что Райли тоже одолевают сложные переживания. Может быть, они с Райли похожи друг на друга в большей степени, чем она полагала.
– А не выпить ли нам глинтвейна? – предложила Моника, решив, что алкоголь поможет восстановить непринужденную атмосферу.
Она пошла в небольшую кухоньку в задней части кафе, включила газовую конфорку и вылила в большую кастрюлю бутылку вина, добавив разные специи, апельсины и гвоздику. Ей было слышно, как в соседней комнате Райли включает музыку. Элла Фицджеральд. Хороший выбор. Она помешивала вино минут десять, чего было явно недостаточно, но сегодня голова у нее была занята другими вещами.
Моника принесла в зал кафе два бокала глинтвейна. Райли забрал их у нее, осторожно поставил на стол, взял Монику за руку и закружился с ней в танце, ловко обходя все стулья и столы. Сначала он держал ее за кончики пальцев, но потом привлек к себе ближе. Его руки и ноги, бывшие на льду такими неловкими, задвигались вдруг весьма согласованно, и трудно было представить, что это одни и те же руки и ноги.
Танцуя, Моника осознала, что избавилась от беспокойства, обычно мучившего ее. По крайней мере, в данный момент ее не беспокоили вопросы типа: «А что дальше? Что, если?.. К чему это приведет?» Или с недавних пор мучивший ее вопрос: «Кто, черт возьми, сейчас читает ту дурацкую тетрадь, в которой я писала?» Единственно важным были ритм музыки и ощущение от объятий Райли.
Мимо проехал автобус, на миг осветив тротуар, на котором прямо напротив окон Моники стояла молодая женщина с очаровательным пухлым ребенком на руках – ни дать ни взять современная Мадонна с младенцем. Ребенок зажал в кулачке волосы матери, словно не желая отпускать ее.
На миг Моника встретилась взглядом с молодой матерью, которая, казалось, говорила: «Взгляни на свою жизнь, такую беспечную и пустую. Вот что на самом деле важно – то, что есть у меня».
Автобус покатил в сторону Патни, тротуар вновь погрузился в темноту, и видение исчезло. Может быть, его вовсе не было. Может быть, это была игра воображения, и подсознание напомнило ей о несбывшихся мечтах и амбициях. Было то видение реальным или нет, но момент беззаботной эйфории прошел.
Алиса
Было почти одиннадцать вечера, когда Алиса разгуливала по улицам с Банти в коляске, пытаясь усыпить ее. Похоже, это сработало, потому что крики перешли в сопение, и на пятнадцать минут воцарилась благословенная тишина. Алиса повернула к дому, мечтая хоть немного поспать. Кто бы мог подумать, что придет день, когда то, чего ей захочется больше всего на свете, больше денег, секса, славы или пары туфель «Манола Бланик», будет восемь часов крепкого сна?
Проходя мимо одного из своих любимых кафе – как оно называется? «У Дафни»? «У Белинды»? Что-то старомодное, – она остановилась. Внутри горел свет, и она увидела танцующую вокруг столов пару – как в немыслимо идеальной сцене из последнего оптимистичного голливудского фильма.
Алиса понимала, что надо идти, но подошвы ее словно приросли к земле. Оставаясь незамеченной на темном тротуаре, она видела, как мужчина глядел на женщину в его объятиях с такой любовью и нежностью, что ей захотелось заплакать.
Поначалу Макс смотрел на нее как на сказочную принцессу, словно не веря своему счастью. Но это продолжалось недолго. Алиса догадывалась, что, наблюдая, как любовь всей твоей жизни производит на свет ребенка – со всеми криками, по́том, муками и выделением биологических жидкостей, – можно навсегда изменить отношение к ней. Она тогда просила его встать у ее изголовья, но он настоял на том, чтобы увидеть, как его первенец появляется на свет, что было, как она поняла, ужасной ошибкой. Помимо всего прочего, тогда потребовалась дополнительная медпомощь для Макса, который упал в обморок и разбил голову о каталку. А только вчера Макс принял ее мазь от геморроя за зубную пасту. Неудивительно, что в их отношениях осталось мало романтики.
Алиса не сомневалась, что у той женщины, промелькнувшей перед ней, нет маленького ребенка, растяжек или геморроя. Наверняка она свободна, независима и ничем не обременена. Весь мир у ее ног. И тут, словно желая напомнить Алисе, что у нее все по-другому, заплакала Банти, разбуженная остановкой коляски.
Алиса взяла Банти на руки и завернула в кашемировое одеяльце, не чувствуя ничего, кроме раздражения. Вдобавок ко всему Банти запустила руки в ее волосы и, сильно дергая, потащила их в рот. В этот момент мимо проехал автобус, осветив тротуар, и женщина из кафе повернулась и с сочувствием взглянула на Алису. «Несчастное существо, – казалось, говорила она, – не хочешь оказаться на моем месте?»
И Алиса этого хотела.
Беспокойная ночь Алисы перемежалась снами с участием пары из кафе. Хотя во сне танцевала она, а кто-то еще – она не знала кто – наблюдал. Алиса затрясла головой, пытаясь стряхнуть видение и сосредоточиться на ближайшей задаче. Но ей удалось стряхнуть лишь дурацкий праздничный головной убор.
Обе они, Алиса и Банти, сидели с оленьими рогами на голове. Алиса посадила Банти так, что их носы почти соприкасались. Почти всю фотографию заняло пухлое личико Банти с сияющей улыбкой, а у Алисы получились медово-золотистые мелированные пряди и часть лица в профиль. Алиса на всякий случай сделала несколько снимков.
Настоящее имя Банти было Амели, но после ее рождения, когда родители спорили о том, как ее назвать, они придумали ей прозвище Беби Банти, и оно прижилось. По правде говоря, они продолжают спорить о многих вещах. Нынче у @бебибанти стало почти столько же подписчиков, сколько у @алисавстранечудес.
Алиса загрузила лучшие снимки на Facetune и подправила свой глаз на фотке, удалила темные тени под ним и стерла все мелкие морщинки. Изображение Банти, о себорейном дерматите которой нельзя было узнать из Instagram Алисы, подверглось той же обработке. Затем Алиса включила фильтр, набрала «Рождество наступает!» и добавила несколько праздничных эмоджи, а также все обычные для мамочек и фэшн-блогеров хештеги, проставила тег @бебидрессап, приславшего ей оленьи рога, и нажала на клавишу «СДЕЛАНО». Наконец Алиса положила телефон на стол экраном вниз на пять минут, после чего перевернула его и посмотрела количество лайков. Уже 547. Этот сработает. Снимки мам с младенцами всегда шли хорошо.
