- Ревность. Неуверенность в себе.
- Ревность. Неуверенность в себе. Но мне-то как с этим? И вообще – с ним же жить невозможно!
- Слушай, для женщины, которая готовится подарить ему второго ребенка, ты как-то удивительно вовремя задумалась обо всех сопутствующих издержках.
- Ну, предположим, второго ребенка я готовлюсь подарить себе. А уж потом все остальное.
- Я поняла. Вы с Левой просто созданы…
- Друг для друга?
- Нет. Для того, чтобы мотать нервы окружающим. С огоньком.
- Бабушка, не злись.
- Я злюсь. Потому что надо – по-человечески. Надо договариваться.
- Надо согласиться на все, что он предложил. Хлопать в ладошки, как на его концертах, смотреть в глаза как преданная собака и повторять: «Да, любимый. Конечно, любимый». И тебе, конечно, прекрасно известно, что для меня карьера домохозяйки, ну, просто предмет мечтаний.
- Нет. Еще вещи, на которые ты не пойдешь. Есть вещи, на которые не пойдет он. Но зачем доводить до разрыва?
- Не знаю. Я была так очарована, так влюблена. Просто дышала им. Но сейчас.
- Что сейчас.
- Не знаю, - и слезы брызнули из глаз. – Не знаю я.
Глава двадцатая
Жизнь у нас интересная, но нервная.
Поэтому мы веселые, но злые
(С) Вк
Звонок в дверь, упрямый и непрекращающийся, заставил разлепить глаза и отправиться к двери. Сердце даже не заколотилось в бешеной надежде, что к нему приехала Ирина. Он просто знал, что это не она. А больше ни с кем особо общаться не хотелось.
Хватит и того, что до Нового года осталось немного. Еще пара часов – надо стартовать на очередной корпоратив. И работать, работать, работать. У людей же праздник. А какой же праздник без музыки.
Да кто ж такой настырный?
- Олеся?
Вот ее он тоже не ожидал увидеть на пороге своей квартиры. Вообще никак.
- Привет, Лева, - она отчего-то хмуро посмотрела на музыканта. – Мне не понравился твой голос по телефону.
Музыкант воззрился на нее… даже не удивленно. Потрясенно и с опаской:
- Что не так с моим голосом? Вроде как рабочий.
И с трудом поборол желание запеть прямо здесь, на лестничной площадке, чтобы доказать, что с ним все в порядке.
- Да Леваааа, - у Олеси получилось крайне непростое выражение лица. – Какое отношение это все имеет к твоим выдающимся профессиональным возможностям?
- Что тогда.
- Тьфу.
На самом деле на сердце стало хоть чуть теплее: за него переживали. И почему он, знающий на самом деле, что он нужен: и Олесе, и парням – и не просто как профессионал, как человек, почему он каждый раз настолько изумляется и так по-детски радуется, найдя подтверждение этому снова и снова. Странно.
- Твой муж не явится меня убивать? – спохватился он, отступая от двери и пропуская ее в квартиру.
- Сам? – ехидно сверкнула глазами Олеся. - Ни за что. Если что – он отправит кого-нибудь. Не переживай.
- Спасибо.
- Всегда пожалуйста.
Она внимательно и пристально смотрела на него, пытаясь что-то прочитать в его глазах. Лева изумленно поднял брови.
- Я переживаю, - ответила Олеся. Недовольно. Всем своим видом показывая, что переживать за Леву – дело неприятное и хлопотное.
- Зря. Я в порядке.
Руководитель проекта издала издевательский хмык:
- Видео с последних выступлений говорят об ином.
- Снимает не Маша. Вот и качество не очень.
- Буду кофе и завтрак, - заявила Олеся. – Угощай.
- Что? – изумился Лева.
- У тебя в доме есть еда? И кофе?
- Есть, - обиженно проговорил музыкант. – Кажется.
Завтракали они через минут сорок. Потому как в доме закончился даже кофе. Из еды в холодильнике они обнаружили пожухлое яблоко. В морозилке – лед, замороженный в каких-то космических масштабах.
- Супер. Понятно, почему ты зомбиком выглядишь, - покачала головой Олеся. – Лева, ты хоть пельмени заведи в морозилке, как холостяку и положено.
- Я не ем пельмени, - обиделся музыкант. – Меня потом Ванька в зале замордует. И на зомби я не похож. Подожди утра первого января. Тогда и узнаешь, что это такое.
- А ты как стахановец, - невесело усмехнулась Олеся. – С опережением графика.
- Да ем я. Обычно в ресторанчике в соседнем доме. Просто не дошел еще.
Олеся кивнула. Она уже щелкала по экрану, организовывая доставку. Кормить гения. И поить кофе, а то еще упадет где-нибудь. И как бы его заставить выспаться. Потому как судя по полопавшим капиллярам в глазах и крайне замордованному виду было понятно, что и с этим у него проблемы.
- Ты что будешь?
- На завтрак? Овсянку и творог.
Олеся рассмеялась. Завтрак. Времени – почти два часа дня. Ну, как говорится: кто когда встал, тогда у того и утро.
- Кофе ты где заказываешь? Какой? Ядовитый эспрессо. Без сахара?
- Не ядовитый, а двойной. И пару порций. Сразу, - он помотал головой, понимая, что надо просыпаться.
- Маниак ты, Лева.
- Я?
- «Ой, люблю я утро. Утро обалденно. Кофе мне залейте. Внутрь и внутривенно».
Лева рассмеялся. Тоска, что сводила его с ума с того самого момента, как Ирина выставила его из палаты, потихоньку развеивалась. По крайней мере, хоть какие-то краски стали появляться, кроме безнадежно-серой.
- Пока давай из ресторанчика, чтоб быстрее, - скомандовала Олеся.
- Тогда давай я заказ в ресторанчике сделаю. И на творог с кашей.
- Ну, кашу я тебе и сама сварить могу. Что не сделаешь ради хорошего человека. Даже овсянку ему.
- С ягодами?
- А они у тебя есть? Нет. Тогда заказывай. Я буду блинчики. И что-нибудь рыбное.
Лева улыбнулся. На мгновение зеленые глаза блеснули радостью. Но потом Олеся с огорчением увидела, что снова потухли.
- Лева, - тихо проговорила Олеся после того, как они позавтракали, ощущая себя Бабой-Ягой, докопавшейся до добра молодца.
- Да.
- Что с тобой происходит.
- Пусто. Мне пусто. И я ничего не понимаю.
Олеся вздохнула. Все-таки товарищи из «Крещендо», несмотря на успех, обеспеченность и большие деньги – ну, мальчишки-мальчишками. До чего же они договорились с Ириной, что его так штормит?
- Она меня прогнала.