– В чем смысл прогресса, если от него выигрывает лишь скудная горстка избранных, а большинству приходится страдать? – спросила я, перебив Шелли, который читал мне вслух.
Честно говоря, в какой-то момент слушание начинает утомлять, особенно, если в доме нет вина. По словам служанки, бутыль с вином свалилась с ослика. Или негодница ее просто украла.
– Скудная горстка избранных или большинство? – повторила я.
Шелли поднял голову.
– Мэри, ты вдохновила меня! Я пишу поэму о Питерлоо. О революции и свободе. Хочу прочесть ее всем мужчинам и женщинам, у которых хватило смелости требовать свободу!
– А не осталось ли у нас сыра?
– Поэма называется «Маскарад анархии». Знаешь, что я сегодня, сидя в библиотеке, прочел о себе в газете «Quarterly Review»? Она только что пришла из Англии. Я сидел в английской секции возле толстухи с маленькими глазками, которая каждый день ходит в церковь и пялится на нас на рынке. Она читала тот же выпуск…
«Господин Шелли отменит право собственности. Упразднит конституцию… Не станет ни армии, ни флота. Он разрушит наши церкви и лишит привилегий правящие круги. Супружество тяготит его, а потому нас ждет прискорбное увеличение внебрачных связей…»
Шелли процитировал наизусть список своих преступлений, а потом добавил: – Я бы не стал разрушать церкви! Сами здания великолепны. Мне противно лишь то, что творится внутри!
– Не стоит повторять слова, продиктованные страхом и завистью, лучше прочти мне свою поэму, – попросила я.
– Она еще не окончена. Но самые лучшие строки я написал благодаря тебе. О, Мэри, помнишь ли ты? Эти воспоминания не дают мне покоя, я словно пес, который отчаянно скребется в дверь пустого дома, где жил его хозяин. Помнишь ли ты лето в Женеве, когда мы все вместе сочиняли страшные истории? Ты начала писать «Франкенштейна», и мы часто беседовали допоздна. Я читал тебе новые стихи. Мы были счастливы.
– Уиллмаус еще радовался жизни, – мечтательно проговорила я. Конечно, я все помнила, как можно забыть?
– С тех пор мы изменились? Те же мы теперь или нет? – Шелли поцеловал меня в лоб.
– Я хочу послушать твою поэму, – сказала я.
И он начал читать «Маскарад анархии». Вслушиваясь в голос мужа, нарастающий и затихающий подобно морскому прибою, я думала, воплотится ли мечта человечества. Увидим ли мы ее крушение посреди отчаяния и боли? Или, наоборот, сумеем освободиться от грубости преходящего мира? Быть может, некоему искусному интеллекту станет подвластен лучший путь?
«Пускай, блестя, пройдут полки,
И неподвижные штыки
Сольются, сеть одну соткав,
Английской крови возжелав.
Пусть сабли всадников светло
Под звук команды: “Наголо!” —
Горят, чтоб погасить свой свет
В пучине гибели и бед.
Спокойный сохраните вид,
Как лес, что сомкнут и молчит,
С такими взорами, где свет,
Которому преграды нет»
[82]…
Шелли умолк и стал быстро записывать новые строки.
– Я добавлю твои слова, немного изменив их для поэмы. Теперь финал готов!
«Восстаньте ото сна, как львы,
Вас столько ж, как стеблей травы;
Развейте чары темных снов,
Стряхните гнет своих оков,
Вас много – скуден счет врагов!»
[83]– Нас много! – воскликнул он. – Много Шелли. Много Мэри. Сегодня их души безмолвно стоят вокруг нас, и мы последуем за ними, когда придет срок! Немощное, бренное тело еще не конец мечты человечества!
Мечта человечества…
«Просторней неба разум наш»
[84].
Эмили Дикинсон
Стальной контейнер на стальном столе.
– О, сразу вспомнил «Talking Heads»!
[85] – воскликнул Рон. – Моя любимая группа! Помните их альбом «True Stories»? Фантастика! А одноименный фильм с их саундтреком смотрели? Там еще был толстяк, который пел: «Я ношу меховую пижаму»… Прямо я!
– История знает массу примеров «говорящих голов», – замечает Виктор. – Я говорю об истории человеческого воображения. Одну из самых загадочных приписывают естествоиспытателю и по совместительству алхимику Роджеру Бэкону
[86]. В конце тринадцатого века он якобы создал говорящую бронзовую голову.
– И что она говорила?
– Очень немного: «Время идет. Время ушло. Время суть прошлое». А потом она взорвалась.
– Мои девочки болтают гораздо лучше, – хмыкает Рон, – и сертифицированы британским знаком качества. Вряд ли кто-нибудь захочет, чтобы его член разлетелся на мелкие кусочки.
– Рон! Мы уже говорили про грубые и вульгарные слова! – сверкает глазами Клер.
– Прошу прощения, Клер, – смущенно извиняется Рон. – Кстати, проф, я вас еще не представил. Это мой новый деловой партнер и любовь всей жизни, Клер. Клер, это профессор Штейн. Он настоящий гений.
– Благодарю, Рон, – улыбается Виктор.
– Я запускаю новую серию роботов под названием «Христианский компаньон». Клер связалась с Евангельской церковью
[87] в Америке. У нас огромный отклик!
– Да, – радостно кивает Клер. – Узкая тропа ведет к одиночеству! Ведь даже у Иисуса была Мария Магдалена.
– И, кажется, родила ему кучу детей, когда они сбежали во Францию. Читал в «Коде да Винчи».
– Их союз непорочен! Не стоит верить всему, что пишет Дэн Браун, – назидательно говорит Клер.
