– Она не ваша жена?
– Мы не женаты. Она тебе ничего не рассказывала?
– Рассказывала мне о картинах, – сказал Жюль. – Они очень красивы.
– Спасибо на добром слове, Жюль. Некоторые получше других.
– Мне они очень понравились.
– У вас с ней были отношения?
Ага, вот оно. Допрос, такой же прямой, как и ее приглашение днем. Жюль положил тряпицу на край стойки и напрягся.
– Прошу прощения, – выговорил. – Было, да.
Он глубоко вобрал в себя воздух, в первый раз не прибегая к помощи влажной тряпицы Ричарда. Наполовину рассчитывал, наполовину надеялся, что вонь вызовет у него тошноту и даст повод избежать этого разговора. Только Жюль, видимо, успел привыкнуть к запаху в его краткое отсутствие. Пахло немного йогуртом… но хуже, чем острым сыром.
– Ты намерен остаться тут?
– Остаться? Я и не думал…
– Слишком рано, – произнес Ричард. – Слишком рано утверждать. Она еще не говорила с тобой на сей предмет. Я понимаю, да. Что ж, когда поговорит, тебе придется это обдумать – с большим тщанием. В городе у тебя есть семья?
– Я полагаю, – выговорил Жюль.
– Однако не очень-то ты о ней думаешь.
Ну, бывает… но.
– Не думаю, – выговорил Жюль.
– Ты художник?
Жюль отчаянно затряс головой.
– Я работаю в дизайнерской конторе. С «фотошопом» и так далее. Я бы не стал называть это искусством.
– Скромен.
– Не чета вашему искусству, я имею в виду.
Ричард перегнулся через кухню, взял со стойки еще сырую тряпицу. Бросил ее в раковину.
– Не знаю, Жюль, служит ли моя живопись меркой, с какой тебе следует подходить к твоей собственной работе. Боюсь, лучшие мои годы уже позади. О, у меня есть последователи… довольно неистовые последователи, осмелюсь заметить. Но они… они не от мира сего.
Говоря, Ричард порылся в винной стойке, достал вино и, вонзив ноготь большого пальца глубоко в пробку, откупорил бутылку.
– Достань пару бокалов, – произнес Ричард, указывая на другую полку.
Жюль достал и, когда Ричард разлил вино, сделал глоточек из своего бокала. У вина был насыщенный, сладкий вкус, и оно отдавало… землей. Жюль подумал, может, «Амароне». Или одна из тех восточноевропейских марок…
– Она собирается предложить тебе остаться. Готовилась к этому уже довольно давно, как я понимаю. Она зачастую так одинока в долгие ночи моего отсутствия.
– Да мы только утром сегодня встретились, – выговорил Жюль и принялся пересказывать историю про свое велосипедное несчастье. Ричард прервал его:
– Со всеми нами, Жюль, случаются несчастья.
– Конечно. Простите.
– Надеюсь, ты не считаешь, что я сержусь. – Ричард шумно отхлебнул вина. – Я не сержусь. Только я соображаю. В больницу ты не поехал. Судя по тому, как ты бережешь то плечо… странно, что не поехал.
Жюль сделал еще глоточек вина. И выговорил:
– Я полагаю.
– Да. Полагаю, так и есть. Жюль? Не откажешь ли сделать кое-что для меня?
– Сделаю, конечно.
– Не включишь ли свет? Выключатель на стене слева от двери, в которую ты вошел.
Жюль встал, отыскал выключатель.
– Готово, – сказал, щелкнув рычажком, и, сощурившись, глянул через кухню.
Ричард, наполняя свой бокал, сам щурился и моргал. Губы его растянулись в улыбку, обнажившую зубы, и он подался вперед, держа на весу бутылку горлышком вперед. Жюль дал ему долить вина в свой бокал.
– Тебе это по вкусу пришлось, – проговорил Ричард.
– Еще как!
Ричард запустил язык в свое вино и вылакал немного. Бросил на Жюля взгляд, какой можно бы счесть оценивающим.
– Расскажи мне, Жюль, что ты в данный момент видишь?
– Ну, миленькая кухня.
– Немного не прибрана.
То была правда. Жюль явно прервал запоздалый ужин Ричарда. Розовые (ну, он полагал, что они розовые) мраморные столешницы следовало бы хорошенько оттереть, прежде чем кто-то попытался завтрак приготовить.
– Но я не об этом спрашивал. Расскажи, что ты видишь, когда на меня смотришь.
Жюль сощурился.
– У вас довольно внушительная фигура. Тяжести поднимаете?
– Нет. А теперь что про мою кожу скажешь?
– Наверное, дело в освещении. Но, похоже, вы мало бываете на солнце.
– Это верно. Что-то еще?
Жюль отвел взгляд и сделал хороший глоток вина:
– Да как обычно.
– Понимаешь, со мной тоже небольшое несчастье произошло, – произнес Ричард.
Жюль почувствовал, что краснеет.
– Однажды. Не совсем несчастье, я полагаю. Хотя и случай с тобой тоже не несчастье. Вот так-то вот.
Жюль подумал, а не начинает ли Ричард пьянеть. От замечаний он воздержался, но бокал свой поставил.
– В те времена, – произносил Ричард, – я иллюстратором был… дизайнером… вроде тебя. Не на компьютере. Я рисовал обложки журналов, книг и делал иллюстрации к текстам в них, рисуя пером и тушью, иногда углем. Иллюстрации были жуткие. К рассказам о смерти.
Жюль припомнил картину с шабашем ведьм, череп на столе и кивнул, заметив:
– Могу себе представить.
Ричард хлебнул еще вина и вылил остававшееся в бутылке в свой почти опустевший бокал.
– Можешь? Жюль… Я могу звать тебя Жюлем? Ты ведь не здешний, так? Не из Новой Англии, я хочу сказать. Нет. Тебя акцент выдает. Но откуда?..
Родился Жюль в Монреале, о чем и сказал.
– Канада. Молодая страна.
– В сравнении с этой, – хмыкнул Жюль.
– Чертовски верно: в сравнении с этой. Как ты тут-то оказался, Жюль? И не надо мне рассказывать, что ты с велосипеда упал.
– Школа, – ответил Жюль. – А вместе с этим и Хелен, и свадьба, и работа в «Геральд», и увольнение, и нынешний бизнес. – Впрочем, в детали он не вдавался, даже когда Ричард требовал их, даже когда настаивал на них до неприличия. Могло бы и за рамки приличий выйти, однако Ричард вдруг осекся и умолк. Он смотрел мимо Жюля, вглядываясь в темноту у него за плечом.
– Не ждала, что ты вернешься раньше, чем еще через несколько недель, – сказала она.
Жюль вздрогнул, повернувшись на стуле. Она стояла у него за спиной в коротком шелковом халатике, распущенном у пояса, прислонясь к косяку двери в коридор.
– Я сбежал, – произнес Ричард.
– Что случилось?
– Рано закончил. Скроуфинчу надоело.
