Приводной ремень находится с той стороны мотоцикла, где стоит Льюис – Шейни не глупа, «Женщина с Головой Вапити» не глупа, она бы заметила опасность, этот маленький конвейер мгновенной гибели, – но он запустил его на первой скорости, имея в виду, что то заднее колесо без покрышки, которое он уже поставил на место, тоже вращается, превратившись в серебристый туманный круг.
Полсекунды понадобилось его хромированным спицам для того, чтобы захватить ее длинные спиралевидные пряди, резко дернуть голову вверх и в сторону, и при этом ее шея издает явственный хруст. Но волосы все еще наматываются, втягиваются во вращающиеся спицы, мелькающие спицы. Наверное, через полсекунды после того, как у нее ломается шея, спицы снимают скальп с макушки ее головы, а лоб свободно входит в заднее колесо, и при этом спицы вспарывают череп так же легко, как мягкую плоть, и врезаются в теплую массу, окружающую мозг. На обнажившихся участках она серовато-розового цвета, покрытая вокруг бледной оболочкой, а кровь только сейчас просачивается в складки и углубления.
Льюис отшатывается от дросселя, выпускает из рук провода стартера.
Тишина. Только голое колесо постепенно замедляет вращение. Горло Шейни еще втягивает воздух, ее глаза смотрят на Льюиса, но она уже ничего не видит. Она падает назад, валится на спальные мешки и запасные детали, ее левая нога дергается, струйка слюны, не крови, течет из угла рта. Но ярко-красная артериальная кровь – повсюду: полоса капель крови пересекает гараж, тянется от пола к стене, потом к потолку, потом снова спускается по наружной стенке. Как разделительная линия между тем, кем Льюис был прежде, и тем, кто он теперь.
Он встает, нажимает кнопку на стене.
Пора опустить дверь.
Все еще вторник
Льюис так и не построил потельню, как ему хотелось, но если он простоит под душем наверху достаточно долго, весь окутанный паром, то сможет вообразить, будто он находится там. Кровь и мозг Шейни, попавшие на его лицо, стекают в сливное отверстие и исчезают навсегда.
Ее маленький желтый грузовичок «Тойота» до сих пор стоит возле дома, но отмывшись, он отвезет его куда-нибудь и вернется домой пешком, и никто ничего не заметит. «Да, начальник, она заехала по дороге за деталью, но она взяла ее и уехала. Чем доказать? Ну, ведь этой детали здесь нет».
Проще простого.
Теперь наконец-то могут начаться следующие десять лет его жизни. Пришел срок платежа за ту молодую вапити, за всех девятерых вапити – за десятерых, если считать нерожденного теленка, – но на таком далеком расстоянии от резервации ему удалось уклониться от уплаты.
Что касается того, что делать с самой Шейни, то сначала он планировал закопать ее вместе с Харли, но копы скоро все равно там все раскопают, к тому же скоро пройдет полуденный поезд, а ему для такой работы зрители не нужны.
Нет, хоть раз в жизни он поступит по-умному. И он, в сущности, даже не убийца, так как она даже не была настоящим человеком. Она была просто вапити, которую он убил десять лет назад, в субботу. Вапити, которая не понимала, что уже умерла. И все-таки его намыленная рука, которую он подставляет под струю горячей воды, дрожит и никак не унимается. Он уже дважды отдергивал занавеску в душе, уверенный, что видит стоящую за ним темную фигуру, слышит скрип двери или шаги. Стук копыт.
Просто нервы, говорит он себе. Любой, кто впервые с этим столкнулся, поддался бы панике.
Он еще раз подставляет лицо под струи воды, обещает себе не грузить свой мозг, но он все равно грузится, невозможно перестать размышлять о том, почему Шейни так неловко пропустила его бросок, не поймала мяч машинально, как сделала бы любая баскетболистка, а просто позволила пролететь мимо, будто это какой-то посторонний предмет и она не тренировалась с ним бесчисленное количество часов.
Но может, она и была той же баскетболисткой, что и раньше? Не взяла ли она тот пасс только потому, что держала в руках хрупкий кронштейн? Уклонилась ли от мяча потому, что, в отличие от него, не обязана ловить мяч, который не просила ей бросать?
Неважно. Важно то, что она не знала содержания книг.
Льюис выходит из душа, берет полотенце, смотрит на свое размытое отражение в зеркале.
Она не знала о книгах, твердит он про себя.
Значит?
Значит, она была «Женщиной с головой вапити».
Потому что?
Потому что она лгала.
Значит, она чудовище?
Льюис садится на корточки в прихожей, закрывает лицо ладонями, мотает головой, сопротивляясь такому ходу рассуждений.
Нет, вынужден он признаться самому себе.
Он совсем не уверен, что она была чудовищем, но если сложить с тем, что она будто впервые увидела баскетбольный мяч, и то, что она знала, куда встать в гостиной, и что надо отключить вентилятор, и, и… Как насчет того, что она не хотела прикасаться к своей собственной шкуре на кухонном столе?
Льюис встает, кивает.
Именно.
Возможно, она лгала насчет книг, просто используя их в качестве предлога, желая разрушить его брак, потому что это она и делала, тут она поступала как человек, но если бы она прикоснулась к своей коже, которую носила, когда была жива, то, скорее всего, заново пережила бы свою первую смерть?
Льюис кивает. Да, так и есть. Определенно.
О, и еще. Она солгала насчет того, что ей пришлось выехать на час раньше. На самом-то деле ей хотелось побыть с ним наедине подольше до работы. И Льюис может это доказать.
Он опять звонит на работу, снова просит Марджи.
– Тебе, должно быть, очень нравится слышать мой голос, – говорит она ему.
– Шейни, – отвечает он, перекладывая трубку от одного уха к другому, будто этим он сможет сообщить собеседнице, как мало у него времени на пустые разговоры. – Она… она так и не заехала, но если я к ней сбегаю, то смогу ее перехватить, только я не знаю ее адреса – цветочная ферма, правильно?
Это глупо, там никто не живет, там, наверное, вообще нет никаких домов, но он смог вспомнить только это место.
Марджи молчит. Скорее всего, пытается понять, что за чепуху он несет.
– Пожалуйста, Джерри надерет мне задницу, если я не явлюсь туда, – прибавляет Льюис, подпрыгивая на месте, будто это может ему помочь ее убедить.
Нужный адрес получить так легко.
Спустя несколько секунд он, все еще завернутый в полотенце, расстилает складную карту Грейт-Фолз на тыльной стороне оленьей шкуры, и вода с волос капает на красные и синие линии.
– Невозможно, – говорит он, когда наконец находит дом Шейни.
Ей действительно пришлось выехать на час раньше, потому что она и правда живет на другом конце города, в Гибсон-Флэтс. Это место находится за пределами Грейт-Фолз. Но в то же время она действительно уезжала с книгами. И они действительно к нему возвращались.
