– Насчет твоего пса-убийцы, – говорит второй полицейский, и кажется, что его губы замирают, беззвучно продолжая произносить последнее слово.
– Что он наделал? – спрашивает Льюис.
– Со слов сотрудников «Скорой помощи», – заявляет первый полицейский, глядя в свой блокнот, будто читает, но, разумеется, он не читает, – по этому адресу пес укусил человека в лицо.
– Сайласа, – пожимает плечами Льюис. – Но это наше с ним личное дело.
– Только не в том случае, когда сообщение поступает из больницы, – возражает второй полицейский. – Мы должны проверить, не представляет ли собака опасности, не угрожает ли жителям города.
– Вы ведь расследуете человеческие преступления, а не собачьи? – уточняет Льюис, вставая, при этом оба полицейских отходят назад, мгновенно опуская руку вдоль правого бедра.
– Мы хотим увидеть твоего пса, – произносит первый полицейский, повышая голос, и по его тону ясно, что он не просто думает, что дело может обернуться плохо, а даже на это надеется.
– Вы в самом деле хотите его увидеть? – спрашивает Льюис.
Он ведет их к утрамбованной могиле по другую сторону забора, рядом с рельсами. Объясняет, что похоронил Харли там потому, что тот любил лаять на поезд. Они спрашивают, что с ним произошло. Вместо того чтобы рассказать им о вапити из его родных мест, которая последовала за ним сюда, в такую даль, явно с намерениями жестоко отомстить, Льюис просто пожимает плечами.
И еще он умалчивает о том, что, вероятно, просто сходит с ума. Что все вредные последствия той охоты накопились за эти годы и разрушают его мозги изнутри. Или, может быть, те неоднократные удары прицела по глазу, которые достались ему в тот день, что-то повредили в его голове, и это что-то начало давать о себе знать.
– Не хочешь признаться, что сам прикончил пса, потому что боишься, что мы проверим, нет ли у тебя незарегистрированного оружия? – спрашивает первый полицейский.
– Охотничьи ружья не обязательно регистрировать, – отвечает Льюис. – Так ведь?
– Ты стрелял из ружья для охоты на оленей в такой близости от других домов? – по-настоящему обеспокоенно спрашивает второй полицейский.
– Из охотничьего ружья, – соглашается Льюис. – Но нет, я не стрелял вблизи от домов. Он повесился на заборе, пытаясь перебраться через него.
– «Он»? – переспрашивает второй полицейский.
– Харли, – поясняет Льюис.
– Как твой мотоцикл, – уточняет второй полицейский.
Льюис не снисходит до ответа.
– Тот, который ты тоже разбираешь на части, – прибавляет второй полицейский.
– Да что вы говорите? – спрашивает Льюис.
– А в чем дело? – тут же задает встречный вопрос первый полицейский.
Льюис рывком запускает обе руки в волосы, и при этом движении оба полицейских выхватывают пистолеты и приседают для стрельбы, как они любят делать.
Медленно разогнув один за другим пальцы, Льюис снова опускает руки вдоль туловища.
Иметь дело с копами – все равно что стоять рядом с норовистым конем. Нельзя делать резких движений, лучше спрятать блестящие вещи и не повышать голоса. И лучше с ними не шутить.
И все-таки Льюис наклоняет голову и трясет всеми имеющимися на голове волосами, чтобы продемонстрировать, что там не спрятано оружие.
– Ты его выкопаешь? – спрашивает второй полицейский, возвращая в кобуру пистолет.
– Могу, – отвечает Льюис, тыча носком ступни в мягкую землю могильного холмика.
– Полагается брать разрешение на погребение на частной земле, – заявляет первый полицейский. – Иначе все начнут хоронить своих домашних любимцев в парке или на газонах соседей, чтобы не портить свои собственные лужайки.
Льюис смотрит на железнодорожные рельсы, пролегающие на длинном хребте голой земли, очищенной от гравия, и спрашивает:
– А железнодорожной компании не все равно?
– Мы наведем справки, – говорит первый полицейский, спрятав свой пистолет в кобуре.
– Прекрасно, – отвечает Льюис.
– Возможно, нам надо будет и животное увидеть, – прибавляет второй полицейский. – Чтобы удостовериться.
– Что он мертвый? – спрашивает Льюис.
– Что ты его не прячешь, – говорит второй полицейский.
– Если только ты не хочешь позволить нам осмотреть твой дом, – говорит первый полицейский.
Льюис издает смех, похожий на икоту, и отрицательно качает головой в ответ на это предложение. Просто из принципа.
– Он был любителем полаять, – говорит он о Харли. – Вы бы его услышали, когда подъехали на своей машине.
– Мы скоро вернемся, – заверяет Льюиса первый полицейский. – С соответствующими документами, чтобы провести тщательный обыск, или с ответом от железной дороги.
– Или чтобы выкопать моего мертвого пса, – прибавляет Льюис, он ведь просто тупой индеец.
– И это тоже, – соглашается второй полицейский, а потом все трое идут обратно к гаражу.
Льюис опять садится на лиловый ящик из-под молока рядом с мотоциклом.
– Разве тебе не следует быть на работе? – на прощание задает вопрос второй полицейский, уже надевший темные очки.
Льюис пожимает плечами. Он уже снова наклонился и залез внутрь рамы мотоцикла, проверяя гибкость вакуумного шланга.
– Хотите что-нибудь еще рассказать, сэр? – спрашивает первый.
– Я скучаю по своему псу, – отвечает Льюис, и, будто это были волшебные слова, патрульная машина трогается с места. Однако они вернутся. Только копов в жизни Льюиса не хватало. Его нервы и так уже на пределе, а тут еще изображать для них законопослушного индейца.
Он идет в дом за сэндвичем, съедает его, стоя над раковиной, чтобы не насорить крошками, а когда возвращается к своему мотоциклу, обнаруживает на лиловом ящике две книги, которые он дал почитать Шейни. Похоже, она заходила в гараж, когда он нагибался над кухонным столом, вытряхивая из пакета в рот картофельные чипсы. Он берет в руки эти книги в бумажных обложках и рассматривает корешки. Первые две из серии. Он слегка ухмыляется, наверное впервые за последние два или три дня. Жаль, что нельзя вернуться назад, снова прочесть их в первый раз с самого начала и до конца. Жаль, что сейчас он не может сосредоточиться на чтении так, как раньше.
Вместо этого он задается вопросом: почему сейчас? Почему эта вапити, если это вапити, ждала так долго, чтобы прийти за ним? Может, для того, чтобы у него было время кое-как выстроить семейную жизнь, заиметь друзей и вещи, которые ему дороги, чтобы она могла отнять их так же, как он отнял у нее теленка? Но почему она начала с него, а не с Гейба и Касса? Нет, он не хочет им зла, конечно, но если она из резервации… Они ведь проживают там? Зачем она сначала проделала весь этот путь сюда? А Рикки не считается, так как он умер спустя несколько месяцев после отъезда Льюиса, и в его смерти не было ничего необычного, просто еще один индеец, забитый до смерти в драке возле бара.
