— Он — кто? — Элоиза удивленно взглянула на тетку.
— Алхимик. Очень хороший. Химик и токсиколог тоже неплохой. Блестящий выпускник Болонского университета, доктор. Я не знаю, учился ли он алхимии так же систематически, как остальному, или только книжки свои читал, а у него их хватает, уж поверь, но он может очень многое. Вплоть до такого — человек приходит, ставит ему задачу — хочу, мол, чтобы случилось так, так и вот так, он варит зелье, дает его, кому надо, и происходит именно то, что было задумано. Я сама наблюдала пару раз… концов не найдешь в принципе, можно сделать, что угодно. Поэтому врагов у Корнелио нет. Ну и счастье приманивать он тоже большой мастер — все женщины, которые его любили, а он не только к старости бабником стал, но всегда им был — так вот, все, с кем он был счастлив, живут богато и безбедно.
— А ты знаешь все подробности?
— Мы частенько общаемся. Когда он не пристает — это прекрасный собеседник и интереснейший человек. Ты же понимаешь, меня обманывать бесполезно, и скрывать от меня что-либо — тоже, к тому же, он хвастун. Вот так я и знаю… не всё, но очень многое. Вот скажи честно, есть у тебя человек, который, случись что, не побоится полезть за тобой в пекло и вытащить? Не считая Жана, конечно, но это уже так, последний рубеж обороны.
Элоиза замолчала. Нет, она не собиралась беспокоить дядюшку Жана, генерала в отставке.
— Что молчишь? Сама пошла, значит, а подстраховать некому?
— Нет, все не так. Есть такой человек, Полина. И сам придет, и, если нужно, еще и тяжелую технику подтянет. Просто… я не стану обращаться к нему без крайней нужды.
— Это еще что за новости?
— Все сложно, и двумя словами не перескажешь. Но если вдруг что — запиши-ка себе телефон, — Элоиза достала телефон и продиктовала тетке номер, хотя, на самом деле, давно знала его на память. — И вообще, если вдруг что — не только этому человеку, а просто в службу безопасности кардинала, а там уже и шефу сообщат.
— Ладно, ты меня успокоила. А теперь скажи, что тебе нужно-то от Корнелио?
— Мы ищем информацию о двух предметах, изготовленных, ориентировочно, во Флоренции в конце пятнадцатого века, это медальон и статуя.
— Теоретически он может это знать, конечно. Но практически, сама понимаешь, нужно спрашивать.
И до прихода гостя они еще успели обсудить ближайшую премьеру Лианны, успехи в школе Анны-Лианниной-дочери, интервью кузины Джины в глянцевом журнале и новую машину Джининого мужа Адемаро.
3.16 Жизнь и смерть мадонны Фьоры
* 51 *
Точно в назначенный час дворецкий известил, что прибыл граф Барберини. Полина вышла встретить, сделав знак Элоизе, чтобы не двигалась с места и вообще пока не привлекала к себе внимания.
— Дорогая Полина, ты прекрасна, как всегда. В самый ненастный день твой прекрасный образ разгоняет тучи, а в такой славный день, как сегодня, и вовсе несравним ни с кем и ни с чем! — услышала Элоиза, еще не разглядев гостя.
А потом он появился во плоти. Это был мужчина, безусловно, в годах, но при этом подтянутый, что называется — в хорошей форме, безупречно одетый и седовласый. Кустистые брови, под ними — остро глядящие черные глаза. Разве что нос немного крючковат, что на личный Элоизин вкус являлось недостатком. Впрочем, Элоизе было отлично известно, что если вдруг возникает интерес, то форма и размер носа уже не имеют абсолютно никакого значения.
— Здравствуй, Корнелио, проходи. Да-да, я рада тебя видеть, но это абсолютно ничего не значит, ясно тебе?
— Ясно, ясно, — сказал он таким тоном, что Элоиза поняла — этот обмен любезностями у них с Полиной традиционный. — О! А это кто? Твоя никому не известная еще одна дочь?
— Ну ты придумаешь! Это Эла, дочь Розамунды, моя племянница. Эла, это Корнелио Барберини, мой старинный приятель.
Граф подошел к Элоизе.
— Эла — это… — и вопросительно так смотрит на Полину.
Элоиза поняла, что время вмешаться.
— Эла — это Элоиза, — она встала и подала ему руку, которую он не замедлил поцеловать. — Элоиза де Шатийон. Приятно познакомиться, граф.
— Как так получилось, что я с вами незнаком? Мне казалось, я знаю всех выдающихся дам из вашего семейства, — он дождался, пока она сядет, и только потом сел сам.
— Я не так давно приехала в Рим, а до этого жила и работала во Франции и Швейцарии, — ответила она.
— Работала? Какие глупости, Элоиза! Кстати, вы же не обидитесь, если я буду звать вас по имени? Буду рад, кстати, если вы сможете ответить мне тем же.
— Я не обещаю, господин граф, но я подумаю об этом.
— Так вот, о чем это я. Не могу понять, зачем девочки из хороших семей работают. Ладно Лианна, она, по крайней мере, занимается достойным, но ваша Доменика? Она находит какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы резать человеческое тело! И дочь свою тоже сбила с пути! Вот вы, Элоиза, чем занимаетесь?
— Я аналитик. Сейчас — ведущий аналитик кардинала д’Эпиналя.
— Вы — аналитик? Никогда бы не подумал. И вам это нравится? — похоже, он ожидал услышать что-то другое.
— Представьте, да.
— И она еще доктор философии, — заметила походя Полина, скользя мимо и командуя, куда устанавливать сервированный заново чайный столик.
— Вы, Элоиза? Право, один сплошной сюрприз! Скажите, а чему была посвящена ваша работа?
— Я составляла комментарии к некоторым латинским текстам Кватроченто.
— Так вы еще и читаете на латыни? Полина, ты необыкновенно порадовала меня, не каждый день знакомишься с таким сокровищем! Скажите, Элоиза, вы же, наверное, давно и прочно замужем?
— Нет. Я не замужем, — слегка улыбнулась Элоиза.
— Но это же прекрасно! — воскликнул граф.
— И что прекрасного ты здесь находишь? — усмехнулась Полина.
— Это значит, что Элоизе можно оказывать разные знаки внимания, не опасаясь оказаться в эпицентре скандала. Это же всегда так приятно — ухаживать за красивой и умной дамой!
— Не говори глупостей, Корнелио. Бери чашку и пирожные. Налить тебе вина?
— Конечно, мы непременно должны выпить за знакомство. Давай бутылку, я открою.
— Корнелио! Бутылку уже открыли.
— Тогда давай, я разолью.
— Корнелио, сядь. Я не сумасшедшая, чтобы давать тебе в руки что-нибудь, что мы потом будем есть или пить.
— Полина, не пугай девочку.
— Эта, как ты говоришь, девочка не из пугливых. Она, конечно, талантлива не в тех областях, как моя дочь, но тоже может сказать и сделать много хорошего при случае.
— Твою талантливую дочь можно слушать только на сцене. В остальных случаях ей лучше молчать, — сверкнул глазами граф.
