Динамик вновь завыл. Ермолай не был силен в классической музыке и не знал, что бьющие по ушам и нервам аккорды являются плодом творчества Альфреда Шнитке.
Его снова били в темноте и обливали водой, не позволяя отключиться. Снова повторяли один и тот же вопрос. Потом, уже при свете, прижали лицом к полу и принялись ломать пальцы плоскогубцами.
Взрывы адской боли привели к помутнению сознания. Ермолай кричал, пел и плакал, не забывая время от времени посылать мучителей куда подальше. После того, как он вырубился в очередной раз, его опять окатили ледяной водой и посадили на табурет.
– Добровольский. Что ему было от тебя надо?
На этот раз голос звучал не из динамика. Человек, задававший вопрос, стоял совсем рядом. Ермолай попытался открыть глаза, заплывшие от побоев. Различить удалось только темный силуэт. В висок уперлось что-то холодное. Ствол пистолета. Давно пора.
– Добей, – взмолился пахан. – И закончим на этом.
– Смерть в твоем положении – это милость. Но так и быть…
Грохнул выстрел. Ермолай свалился с табурета на пол. Вот оно! Наконец-то! Какой сладкой может быть смерть!
Но блаженная темнота не приходила. Послышался тихий смех.
– Ну нет, Ермолай, так просто тебе от меня не отделаться. Итак, зачем в Китай-город приходил…
– Добровольский?
– Он самый.
– Не скажу.
– Скажешь. Даже пропоешь.
Ермолай почувствовал, как ему закатывают рукав и в вену вонзается игла шприца.
* * *
На этот раз зал заседаний тайного правительства был ярко освещен. Свет переливался в хрустальных подвесках люстры и отражался на полированной поверхности стола из красного дерева. Из вмонтированных в стены динамиков тихо и ненавязчиво лилась легкая музыка.
Глава Невидимых Наблюдателей задумчиво прохаживался вдоль двух карт – теперь к карте Метро прибавилась еще и карта Московской области, демонстрируя то, что амбиции тайных кукловодов расширяются.
На этот раз одет Дабл Вэ был по-домашнему: синий свитер с глухим воротом, черные брюки и туфли с острыми носами.
Когда открылась одна из дверей, генерал даже не обернулся.
– Он заговорил, – произнес вошедший. – Он заговорил, босс!
– Что еще за босс?! – рявкнул генерал, оборачиваясь. – Пошел вон! Выйти и обратиться так, как положено по уставу! Охренели совсем! Заамериканились?!
– Влади…
– Никаких имен. Дабл Вэ, майор Кречет!
Докладчик исчез за дверью. Появившись вновь, он щелкнул каблуками.
– Товарищ генерал! Разрешите доложить!
– Докладывайте, майор.
– Ермолаев заговорил.
– Долго что-то возились.
– Крепкий мужик. После полной обработки пришлось вколоть еще и «болтунчик».
– И что поведал нам этот Ермолай под пентоталом натрия?
– Добровольский беседовал с одним из подручных Ермолая, неким Бурым. Просил остановить Вездехода и его друзей на пути к Кремлю. Показывал карту. Ермолай выделил Бурому двадцать человек.
– Так-так. Я всегда знал, что на эту творческую интеллигенцию полагаться нельзя. Долбаные говноеды. Эх, Макс, Макс… Сколько сил в него было вложено! Сколько тайн было раскрыто, сколько возможностей дано! И теперь все, что он знает и умеет, будет использовано против нас!
Генерал приблизился к столу и грохнул по нему кулаком так, что подпрыгнули хрустальные пепельницы.
– Запускайте план «Б». Вы правы. Тельману Ахунову пора доказать свою профессиональную пригодность. Если вмешался предатель, я уже не уверен, что наши наемники во главе с Томским справятся с заданием.
– Что делать с Добровольским?
– Выдать ему орден Ленина, будь все проклято! Ликвидировать, нейтрализовать, устранить! Мочкануть в сортире, если так будет понятнее!
– Живым он нам…
– Не нужен он мне живым. И уши его тоже приносить не надо. Просто убейте ублюдка.
– Разрешите выполнять?
– Действуйте. О ходе операции докладывать мне лично!
Майор ушел обиженным. Босс. Ну и что с того? Хоть горшком назови, только в печь не ставь! Ну да, у начальника с американцами давняя вражда. Ну не любит он этих словечек, хотя «Дабл Вэ» – оттуда. В любом случае это еще не повод обращаться так с ним, офицером, верой и правдой служившим правительству вот уже больше тридцати лет! А вообще-то… Генерал ведь прав. Не к лицу ему, кадровому разведчику-диверсанту, поседевшему на службе, называть начальника боссом. И где только он подхватил дурацкое словечко? Молодежь, едрена феня… От них. Наслушаешься всякого бреда, и вот…
Спустившись по нескольким лестницам, майор толкнул стальную дверь и вышел на платформу безымянной станции. Здесь располагались кабинеты сотрудников оперативной службы. Часовой, стоявший в центре платформы, у колонны, на которой был закреплен телефонный аппарат, вытянулся в струнку и козырнул майору. Тот в ответ отдал честь и прошел к двери своего кабинета.
Лишь оставшись один, майор дал волю чувствам. Он, как и генерал, ударил по столу. Ребром ладони. На первый взгляд едва коснулся стола, однако бронзовая статуэтка Дзержинского, занимавшая почетное место среди стопок бумаг и канцелярских принадлежностей, подпрыгнула на несколько сантиметров.
После этого старый служака успокоился. Прошел к шкафу с картотекой, перебрал карточки в двух выдвижных ящиках. К столу вернулся с двумя папками. Это были личные дела Макса Добровольского и Тельмана Ахунова.
Майор не раз читал их и перечитывал, но привык относиться к любому заданию методично и обстоятельно, привязывая информацию к конкретной ситуации. Такой подход позволял выявлять мелочи, выглядевшие на первый взгляд несущественными, но имеющие свойство коренным образом влиять на то, что считалось главным.
Майор щелкнул кнопкой настольной лампы и раскрыл папку Добровольского. Несколько фото. Краткая биография…
М-да. Он был талантливым учеником. Схватывал все на лету. Подходил к любому делу творчески. Артистично.
Именно майор Кречет был Тренером Добровольского и обучал его тонкостям диверсионной работы до того, как сам по возрасту перешел на работу бумажную.
– Что ты натворил, сынок? Что натворил?
Седовласому служаке было по-отечески жаль Макса. Он успел к нему привязаться и вот теперь должен был отдать приказ ликвидировать своего лучшего ученика.
Что вообще происходит? Уж если этот парень решил предать своих покровителей, то, может, дело не в Добровольском, а в самих покровителях?
Кречет тут же одернул себя. Такие мысли, мягко говоря…
О деле. Думать о деле. Сосредоточиться на том, что ему поручено. Итак, Макс. Где он может объявиться в первую очередь? Ну, во-первых, станция Полянка. Там он прячет свою гитару и считает, что никто, кроме него, об этом не знает. Во-вторых, Кремль. Если людям Ермолая группа Томского оказалась не по зубам, то, зная Макса, он попробует остановить их сам. Уничтожит? Нет. Договорится. Перед тем, как Ермолай умер, он поведал о том, что Добровольский не собирался никого убивать. Значит… Он просто убедит Томского в том, что доставать для Невидимых Наблюдателей главный экземпляр Конституции нельзя. Да неважно все это! У него прямой приказ – ликвидировать предателя. Предателя?!
