– Не знала, что ты куришь, – заметила я, стараясь не выглядеть сильно удивленной. Тут, на севере, к вредным привычкам относились проще, но восемь лет южной жизни наложили отпечаток. Там женщина с сигарой приравнивалась к распутнице.
– Конечно, не знала! – она хмыкнула. – Когда мы общались, ты была ребенком, который, застав меня за подобным, сию секунду нажаловался бы маме. Но мы выросли, а мамы больше нет. Поэтому и скрываться нет смысла.
– Я бы и сейчас нажаловалась. Было бы кому, – невесело усмехнулась я.
Женевьев закурила, не забыв повесить развеивающее заклинание, которое полностью нейтрализовало сигаретный дым.
– Я никогда не любила Дэвида как мужчину, – призналась сестра после глубокой затяжки. – Как друга, как брата – да. Но с ним не было той захватывающей с головой страсти, которая связывала нас с Раном.
– Ты до сих пор любишь его?
– Того юного, немного сумасшедшего и открытого… возможно, да, – усмехнулась она. – А того, в которого превратила его ты, – нет. Ледяной дракон меня немного пугает.
– А если бы заклятие получилось разрушить? – не отставала я. Почему-то было очень важно знать правду.
– Риторический вопрос. Но и тут – нет. Тот Ран, которого я, возможно, люблю до сих пор, живет исключительно в моих воспоминаниях. Я не смогла снять проклятье тогда, когда Рана еще можно было вернуть. А за восемь лет мы очень изменились. Не только он, но и я. Хоть меня никто и не проклинал.
– Значит, его снять нельзя?
– Что ты знаешь о проклятиях, Вал? – вопросом на вопрос ответила Женевьев. – Какова их особенность?
– Они связаны с ведьмой, которая их наслала. Раньше верили: если убить ведьму, заклятие спадет само собой. Но это мнение ошибочно.
– Все так, но заклятие все же связано с ведьмой. И я считаю, что снять неснимаемое проклятье может лишь ведьма, которая его наложила. Не обязательно получится, но шанс есть только у нее.
– То есть мне нужно растопить ледяное сердце? Это нереально.
– Все еще нереальнее, на мой взгляд. Нужно полюбить его так, как ты любила раньше. Открытой светлой любовью. И самое главное, чтобы он полюбил тебя в ответ. Вот тогда, может быть, и есть шанс. А может, и нет. Этого никто не скажет.
– Но он меня ненавидит.
– Знаю. А ты его?
– И я тоже. Иногда.
– Тогда вы еще дальше от снятия проклятия, чем мы в свое время.
– Ран обречен…
– Возможно, в данный момент он обрекает себя сам, культивируя в душе ненависть. Когда-то ты прокляла его, но поддерживается проклятье не твоей, а его ненавистью. Никто не сможет его расколдовать – ни ты, ни любовь, пока он не сделает первый шаг. Сложно растопить сердце, которое не хочет оттаивать.
Чайник вскипел, а Женевьев щелчком пальцев уничтожила остатки тонкой сигары. Чай в чашках пах корицей, апельсином и зимой. Я достала небольшие имбирные пряники с глазурью и поставила их на стол. Слова Женевьев дали пищу для размышления. Как использовать полученную информацию? Почему я раньше не догадалась поговорить с сестрой? Ведь она как никто другой заинтересована в снятии проклятия. Явно долго искала ответы, прежде чем сдалась и пришла к каким-то выводам.
– Вообще-то я пришла пригласить тебя на ужин, – меланхолично заметила сестра, пережевывая пряник.
– Спасибо, но сегодня воздержусь. Думаю, право лупить сковородкой твоего мужа принадлежит исключительно тебе и больше никому. А я не уверена, что смогу удержаться. Он сегодня чрезмерно меня раздражает.
– Ну тогда, может быть, завтра сходишь с нами на ярмарку? Она открывает праздничную неделю. Вообще, раньше праздновали конец сбора урожая, а сейчас… Сейчас это время, когда просто дубак сменяется совсем дубаком.
– Точно ведь, праздник! – вспомнила я. Те две недели, что я провалялась в постели, вылетели из головы, и я жила с небольшим запозданием. – Я подумаю по поводу ярмарки.
– О чем думать? Дэвид не любитель таких сборищ, будем только мы с Китти. А ты всегда любила погулять, напокупать глупых безделушек и слопать всю уличную еду. Пойдем!
Я задумалась, но потом кивнула, осознав, что мне действительно хочется.
– Пойдем.
Остаток вечера мы провели с Женевьев, непринужденно болтая за чашкой чая. Я была благодарна сестре за то, что она осталась. За разговором ушел страх, и я успокоилась. Не думала ни о ледяном и его проклятье, ни о своем бывшем женихе.
Женевьев не обманула, и этим же вечером на двери квартиры установили новейшее заклятье. Теперь Дилан меня точно не достанет. По крайней мере, в моем же собственном доме. Чары не позволят ему даже подняться на этаж. А вот гулять в одиночестве по улицам, конечно, не следовало.
Сестра ушла поздно вечером, и я с удовольствием завалилась спать. Как ни странно, психотерапия сработала. Чай оказал свое волшебное действие, а может быть, это сделал дружеский разговор, но я отключилась почти моментально и продрыхла чуть ли не до обеда. Нужно было вставать и собираться на ярмарку. До встречи с Женевьев и Китти оставалось чуть больше часа.
Прозрачные стекла без пугающих узоров, снежок за окном. Этим утром я была почти счастлива. Быстро позавтракала, собралась и выскочила на улицу. Успела вовремя. Женевьев и Китти как раз перебегали дорогу мне навстречу.
На какое-то время показалось, что я снова вернулась в детство. Город словно ожил. На улицах собрались толпы народа. Торговцы зазывали в свои лавки и кофейни. Прямо на площадях продавали леденцы, орешки и безделушки.
– Так здорово! – восхитилась я. – Совсем забыла, какие праздники бывают в Сноухельме.
– Можно подумать, у моря их нет! – хмыкнула Женевьев, остановившись возле уличного торговца, чтобы купить Китти леденец.
– Есть, конечно! – ответила я. – Просто другие. Не хуже, не лучше. Я соскучилась по здешним развлечениям. И не бей меня, но и по зиме тоже. Восемь лет не видела снега.
– Еще не нагляделась? – хмыкнула сестра. – Мне кажется, должна бы. Уже до тошноты.
Я только пожала плечами и пошла к центральной площади. В какой-то миг Китти отпустила руку матери и вцепилась в мою. Я даже удивилась, но была рада. Теперь меня тащила племянница. Пришлось передвигаться полностью в ее ритме. Останавливаться и любоваться птичками, присевшими на расчищенную дорожку, на которую кто-то накидал крошек. Изучать ветку дерева, потом бежать быстро-быстро, потому что где-то вдалеке заиграла музыка.
На площадь мы примчались немного запыхавшиеся, но счастливые. И сразу же попали в атмосферу веселья и праздника. Уличные музыканты, смешные пушистые зверюшки, артисты и много-много лавочек с милыми сердцу вещичками. Украшениями из натуральных камней, симпатичными зеркальцами, гребнями и прочим.
Я нырнула во все это великолепие и потерялась там. Смеющаяся Женевьев с Китти отошли к огромной горке, с которой катались дети, а я принялась играть в сороку.
