– Остаток дня – в вашем распоряжении. Пользуйтесь увольнительной по своему усмотрению. Служебная записка – не срочное дело. Но и не затягивайте. Хорошо?
Вот так. Двое суток, два месяца и один день за всю свою жизнь Марго, не любившая пребывать в иллюзиях, прожила не в реальности, а в мечте. Она вспоминала это время с нежностью и благодарностью. А ключиком к памяти служила ротонда на крыше Пашкова дома…
Впоследствии она ещё не раз при случае подкидывала руководителю энергетические шарики, надеясь на удачу, на внезапную перемену, бог знает на что. Делать это слишком часто и слишком интенсивно было нельзя. Шарики – прелестное средство и действуют безотказно, если человек предрасположен к подобной игре и к её неизбежным приятным последствиям. Если же не расположен, нерастраченная энергия может навредить здоровью. Маргарита если и была в оны дни стервой, то всё же не настолько: она никоим образом не хотела навредить мужчине, которого любила…
– Я приказываю тебе, – тихо и весомо сказал Михаил Маркович. Кажется, в его голосе звучало сочувствие. – Я главнее её. Я здесь главный. Я приказываю, и ты должна слушаться только меня.
Он не забыл, что я – не гипнабельная. Он воспользовался тем, что я всё ещё оставалась под действием препарата. И я, конечно, очень хотела поддаться его полезному внушению.
– Не могу.
– Что мешает?
– Не знаю.
– Можешь. Действуй!
– Не могу. Нельзя.
– Кто запретил?
– Не знаю… Можно позвать шамана?
– Исключено.
Я пыталась сама мысленно позвать на помощь старого знакомца Степана, но не ощутила его присутствия поблизости и вообще никакого отклика. Возможно, шаманов не было в Москве. Возможно, их направили куда-то поближе к фронту, потому что шаманам, конечно, удобнее работать на близком расстоянии…
– Похоже, ей поставили блокировку, коллеги?
– Да, глубокая блокировка.
– Будем искать?
– Само собой.
– Действие препарата закончилось.
– И к лучшему. Без лишних галлюцинаций. Таисия, будем искать блокировку сейчас?
– Будем!
– Можешь снова в транс?
– Могу.
Поиск блокировки они вели сами. Я только отвечала на вопросы, выполняла задания. Тут сознательной активности от меня не требовалось, в отличие от психоаналитического поиска, который мы с Михаилом Марковичем провели перед этим. Теперь мне было легче, я разговаривала почти автоматически, в полусне.
Потом озабоченные и уставшие учёные разбудили меня.
– Есть блокировка. Тебе поставили там программу, чтобы ты не могла работать против них. Мы её нащупали, но не можем подступиться поближе. Даже формулировку не удаётся вытащить.
– Формула если есть, то она на немецком. Вы бы раньше меня разбудили, я сама…
– Среди нас есть люди, прекрасно владеющие немецким.
– Извините. Ой, правда, извините, пожалуйста, товарищи! Это я со сна.
– Не страшно.
– Товарищи, только я всё равно… сомневаюсь. Зачем немцы ставили мне блок? Когда? Они же доверяли мне.
– Информация о времени постановки формулы так же глубоко спрятана. Вероятно, в самом начале, когда только вводили тебя в «святая святых».
– Пусть так. Тогда почему в первый раз всё получилось у меня?
– Версия – только одна. Ты в первый раз восприняла работу не всерьёз…
– Как не всерьёз?!
– Как эксперимент, как учебное задание, как пробу…
Рассуждали они логично. Не придерёшься!
Тут мы совершили ещё одну непоправимую ошибку. Блокировка, точнее, блокирующая формула считалась вопросом не энергетическим, а чисто гипнологическим. Поэтому на сеансе присутствовали только медики и психологи без всяких нейроэнергетических способностей. Следовало бы вернуть слишком поторопившуюся уйти Маргариту Андреевну или пригласить другого специалиста из сверхсекретного подразделения по работе с Великими энергиями. Могла бы помочь и Ольга Семёновна. Потому что товарищи учёные нащупали верно, но они совсем не поняли, с чем именно имеют дело. И я тоже.
– Если мы не в состоянии вытащить блокировку, мы можем попробовать её блокировать. Извините за каламбур. Можем попробовать блокировать её действие.
– Каким образом?
– Отсечение. Отсечь её от воли Таисии, от способностей. Аналогия с обычным оперативным вмешательством.
– Аналогия ясна. Но какой практический способ осуществления?
– Серия внушений, которые ограничат действие формулы. Их надо разработать, подумать…
Думайте, товарищи, пожалуйста, быстрее! Я так хочу скорее освободиться от всего, что мешает, и взяться за дело!
Я тогда и не вспомнила завет, полученный от товарища Бродова: «Никому не верь и никого не слушай, Таська! Только себя». Разве я не чувствовала тогда, что мы в тупике? Чувствовала. И тогда ещё могла бы настоять на своём. Но от воздействия психотропных препаратов бдительность притупилась и активность была снижена.
Вот чего я совсем не чувствовала – это того, что вся моя жизнь семимильными шагами движется в глухой, безвыходный тупик. Препараты были тому виной или воздействие таинственной силы, пробравшейся в самую глубину моего сознания? Всё собралось вместе и стало единой сокрушающей силой.
Понятное дело, вечером я совещалась с Лидой.
Мы с Лидой упорно искали, что же мешает мне работать и как быть? Приступили к делу нашими излюбленными методами: просканировали каналы и ауру, старались, подключив ясновидение, определить, где и когда я «подцепила» блокировку. Ещё Лида попробовала «отрезать» от меня пагубное воздействие, если оно продолжается, и прикрыть меня своей защитой, после чего мы принялись экспериментировать. Всё, что я умела, попробовала проделать: передавала и читала мысли, входила в чужое сознание. Но не к немцам. Стоило сунуться, вспомнив фамилию и лицо на фото, показанные мне раньше, как возникло то же: не могу, нельзя!
– Чей дух мог бы нам помочь? – внезапно спросила Лида, сама обрадовавшись новой идее.
Мы прикинули так и этак. Знаменитостей вроде Пушкина вызывать вообще бесполезно: вместо них не известно, кто приходит. Надо звать знакомых, причём желательно бывших при жизни энергетически сильными, а ещё лучше – профессионала.
Первая кандидатура – Аглая Марковна. Я страшно не хотела тревожить её дух, долго ходивший за мной по пятам в надежде передать дар и лишь недавно успокоившийся. Но у Лиды на примете вообще никого не оказалось. Аглая Марковна благосклонно согласилась общаться, простив мне бегство от её дара. Но едва мы ввели её в курс дела, она шарахнулась от меня, как от зачумлённой.
«Прости, девочка, мне нельзя в это лезть: я и так с трудом нашла покой!»
