— Он нам назло не спит? — прорычал Терёхин, услышав щелчок двери в комнату сына.
— В сардельках куча соли.
— Зачем ты их тогда купила?
— Потому что мне нужно было вас чем-то накормить! И это единственный приличный производитель в этом магазине. Валера, чем ты недоволен? Мне кажется, все прошло, как по маслу. Хотя, может, ты ждал от меня танцев с бубнами, не знаю!
— Я ждал от тебя улыбки. Хотя бы… Александра, неужели все так страшно?
— Что «все»? — спросила я полным шепотом. — Дети нервничают, я нервничаю. Ты злишься — круто, что тут скажешь!
— А то, что я тебя люблю и хочу быть вместе. Иногда же можно вытерпеть еще и моих детей? Пару часов вечером?
Я отвернулась к окну: он опустил жалюзи, но не закрыл их полностью: из-за белых ночей зебры не получилось, но день у нас явно был полосатым, а не полностью чёрным. Полностью светлым он и не мог быть.
— А ты не хотел бы для начала спросить, готова ли я терпеть тебя каждую ночь? Или у меня нет выбора? Похоже, именно так!
— Не надо меня терпеть каждую ночь. Терпи меня, пока не надоем. Я тебя не держу.
— Так ведь не только ты есть в этой семье, — шипела я от бессилия. — Не только ты.
— Не только я, — повторял он моим тоном, но явно вкладывая в свой ответ совсем другой смысл. — Но из семей уходят. И довольно часто. Если ты уйдешь, детям будет плохо, но сейчас, сама видишь, им ещё хуже. Это как у Крокодила Гены… Да, да, я слушал детские радиоспектакли с Никитой… Будет им плохо или не будем, еще неизвестно, а нам уже плохо. То есть мне плохо…
Валера протянул руку и сжал мне пальцы: его горячие, мои — ледяные.
— И тебе не лучше, но ты можешь сколько угодно прикрываться лозунгами женской свободы. Даже кобели гуляют с удовольствием только до поры до времени, а потом просто выясняется, что они нафиг никому не нужны. Саша, не гони нас! Мы хорошие, мы просто… Ну, неухоженные, что ли…
Я не глядя запустила пятерню ему в волосы — слишком короткие, не потрепать, но руки у него длинные: поймали мою и прижали ладонью к губам.
— Я буду молчать и делать только то, что ты скажешь, — прорычал он, обжигая кожу горячим дыханием.
Не промычал. Мычала я… Что-то несуразное в ответ, пока он не притянул меня к себе для поцелуя. Тогда в ход пошли руки. А не отпустит, выпущу когти.
— Прекрати! В доме дети, — прошипела я, оставаясь с ним нос к носу.
— Они никуда из этого дома не денутся. Ну… Ты можешь уже расслабиться?
— Не могу!
И не смогла удержать голос на шепоте, но хоть со стула встать получилось и до раковины дойти. В горле от съеденного за ужином и услышанного после него тоже пересохло, но ледяной стакан воды из-под крана меня не спас.
— Саша, надо фильтр менять…
— Я за тридцать лет не умерла от болотной воды и сейчас не сдохну. От воды. Сдохну от чего-нибудь другого. От тебя, например!
Я отставила стакан и отвернулась к двери.
— Больше всего на свете я хочу сейчас в душ. Ещё днём хотела. Сразу после спектакля…
— А я хочу тебя… В душе.
Он успел подойти со спины совершенно бесшумно и сцепить пальцы у меня под грудью. Потом толкнул вперёд — два лилипутских шажка, и я сумела остановиться.
— Я не пойду в душ. Уже поздно.
— Шумоизоляция здесь нормальная, не дури…
— Дуришь ты! Отпусти меня!
Я попыталась разжать его пальцы, но он только сильнее прижал меня к себе и обжег прерывистым дыханием шею.
— Я помогу тебе расслабиться…
— Ты ненормальный! — шипела я, вжимаясь подбородком в шею. Заимела себе уже три подбородка, но не продвинулась в свободе даже на три миллиметра.
— Саша, прекращай это дело. Не вырвешься все равно… Я тебя никуда не отпущу. Никогда…
— Ты сам себе противоречишь, — шептала я в серую пустоту коридора.
— Я себе верен. Просто здесь сейчас нас двое: нынешний Валерка понимает, что насильно мил не будешь, а тот дурак кричит: поймал, так держи, не сделай эту глупость во второй раз… Не отпускай… И я обещал ему не быть дураком… Поэтому и кажусь дураком тебе. Но ведь в твоих сказках только дуракам везет… Так?
Он потерся о щеку своей — шершавой.
— Хочешь отмыть меня до умного?
— Я понимаю теперь, почему ты мне не нравился раньше — не люблю дураков. Отпусти!
Шипела я тихо, но вот по рукам шлепнула его довольно громко и тут же сделала шаг вперед. Но он пошел следом и поймал дверь ванной комнаты, не дав мне захлопнуть ее прямо перед его любопытным наглым носом.
— Ты бы одежду взяла, что ли? — голос его оставался до предела серьезным, а вот глаза, когда я обернулась, смеялись. — А то Никита может и не спит еще…
— А ты? Голым пойдёшь?
— А я ничем от него не отличаюсь… Если только размерами…
Я еле сдержалась, чтобы не треснуть его по уху. Нырнула ему под руку и удержала себя и дверь спальни в руках, а так хотелось шарахнуть ею и спустить пар. Или хотя бы дверцей шкафа, но та довольно тихо проехалась до самого окна. Когда же я, вооруженная майкой и трусами, способными заменить мне отсутствующую пижаму, вошла в ванную комнату, мне захотелось запустить этим всем в дурака, бреющегося перед зеркалом в абсолютно голом виде.
— Ты бы лучше рот закрыла и заодно дверь… На замок, — скривил он губы под белыми усами и совсем уж нагло подмигнул.
Внутри все кипело, из ушей валил пар — сейчас взорвусь!
— Ты меня когда-нибудь слышать будешь? — щелкнула я задвижкой.
— Я тебя прекрасно слышу, — бубнил рыжий наглец сквозь белую пену. — Просто фильтрую глупости, типа «не хочу, не буду»… Предлагаешь сменить на какой-то другой фильтр? Угольный, для очистки воды? Сейчас испепелишь меня взглядом, баба Яга… Ну хватит, уже надоело…
Он сполоснул бритву и нацелился на вторую щеку.
— Раздевайся, или особое приглашение нужно? Заодно и мои шмотки брось в машину.
Это называется семейная жизнь, да? Зачем мне пульт от телевизора, когда есть жена? Тут уж я шарахнула дверцей, потому что барабан не закрылся даже с третьего раза. А вот Терёхинские пальцы сомкнулись у меня под грудью с первого.
— Как я жил без тебя, не понимаю…
— А я не понимаю, как жить с тобой…
— Хорошо живи. У тебя для этого есть все предпосылки — не зря ж я столько ночей в офисе скоротал, вспоминая тебя…
— Врешь!
— Почему вру? — он трогал языком шейные позвонки, пробравшись носом через волосы. — Вспоминал… Тебе должно было часто икаться, потому что я использовал при этом не очень хорошие выражения… Сейчас мне тоже довольно грубо хочется послать тебя в душ. И так же грубо сопроводить туда.
