— У вас здесь филиал Третьяковки?
— Эрмитажа. Мы не ужинали. Тебя ждали, — опередила я вопрос «почему?» и поймала улыбку: живую, настоящую и даже добрую.
— Я быстро. Только одомашнюсь малость, — выдал Валера, можно даже сказать, умную мысль.
Ему, конечно, еще учиться и учить быть домашним, как и Сене — не обращать внимание на тех, кто говорит, что небо может быть только голубым, чёрным или серым. Цвет неба всецело зависит от глаз, в которых оно отражается: просто нужно чаще отрывать взгляд от земли, ведь смотри, не смотри под ноги, а все равно когда-нибудь да споткнешься.
Никита пришёл в столовую раньше отца и потряс перед моим носом влажными руками:
— Я для него играть не буду, даже не просите.
— А он просил? — удивилась я.
— Нет, но вдруг вы решите отчитаться перед ним.
Ну ё-моё! Я построю когда-нибудь с этим ребёнком человеческие отношения?
— Мне не нужно ни перед кем отчитываться. А вот тебе передо мной придется. Завтра! Так что можешь быстро поесть и ещё поиграть перед сном, сможешь?
Никита сжал губки, но под ними явно скрежетал зубками. Что ж — проверяет меня на вшивость, но все блохи давно выловлены, тараканы приручены: остаётся только взять под уздцы строптивого жеребца и объездить. Иначе дикий ор в этом доме не прекратится. В ангельское терпение рыжего мерина верить не приходится. Он пришёл в футболке и занял привычное место. Переместилась лишь я, сев между братьями и разделив стул с Баронессой, которая снова вожделенно пускала слюни мне на колени.
— Такая тишина — затишье перед бурей или как? Что-то от меня скрываете? — спросил Валера, когда Татьяна Васильевна наконец удалилась, оставив нас ужинать семьей.
— Может, нам просто нечего тебе сказать? — отозвался Никита первым. — Пустой день. Абсолютно.
Выпад в мою сторону? Отлично!
— Я нарисовал зелёное небо, — принял эстафету Арсений.
— Почему зелёное? — задал Валера стандартный взрослый вопрос.
— Потому что мне нравится зелёное небо.
— И где ты такое небо увидел?
— Нигде.
— Поэтому и нравится.
Валера философски подытожил разговор и напомнил, что еда остывает и что есть все же стоит молча, чтобы не подавиться.
— А где Марианна? — спросил Валера, как только дети вышли из-за стола.
— Мне она не звонила. С подружками, может быть? Ты волнуешься?
— После того, что ты сказала, да. Я считал ее просто избалованной дурой, а теперь увидел ее странности совсем в другом свете. Может наберёшь ей?
— Я?
Я выдержала строгий взгляд и достала телефон. Марианна ответила сразу.
— Что-то случилось? — и начала без «привет», сразу с вопроса.
— Как раз хотела узнать, не случилось ли что у тебя. Ты на дачу приедешь?
— Останусь сегодня в городе. С утра соберу вещи, чтобы вам не мешать.
— Ты нам не мешаешь, — ответила я на свой страх и риск, ведь Валера сказал, что не пустит сестру на порог.
— У меня есть своя квартира. Это все?
— Да, доброй ночи!
— И вам тоже, — и Марианна отключилась первой.
— Грустно как-то это все, — сжала я губы. — День рождения у ребёнка, а мы все переругались. Твоя бабушка приедет, и будет грустно, если внучка не придёт.
— Придёт, — Валера специально нагнулся к собаке, чтобы не смотреть мне в лицо. — Ну что за ненасытное чудовище! — потом все же поднял глаза на меня. — Саша, все будет хорошо. Даже если дня рождения не получится, все будет хорошо. Это всего лишь день в году. Один. И не важный. Ну совсем не важный.
— Ты подарок хотя бы купил?
Валера кивнул.
— Привезут прямо в воскресенье. Иначе сюрприза не получится, а будет скандал.
— Что это?
Он улыбнулся.
— Не скажу, — сказал по слогам. — Может, сама догадаешься. Вторая вещь, после девочек, которая интересует мальчиков.
— Машина?
— Сказал же, что не скажу. Иначе Баба Яга сожрет меня с потрохами. А конфетку от ребёнка уже не отберёт, пожалеет.
Я жалела только о том, что села далеко — не дернуть за ухо, чтобы превратить Валерку в настоящего Чебурашку, а то Крокодил, Крокодил… Не знает Сенька своего папочку. Не сказать ведь, что настоящего…
— Почитай, — спустился малыш в столовую уже в пижаме.
Без Гели — та явно не пожелала отвечать за самодеятельность молодого человечка. Валера выпрямился, но к ребёнку не повернулся. На часах девять вечера — рассчитывал, наверное, на семейные посиделки на диване. Без виски. Мне завтра за руль. Я не он, не стану рисковать, да и габариты у нас с ним разные.
— Знаешь, а я все же поняла, кто твой папа, — заявила я весомо, присаживаясь на край детской кроватки. — Он не слон, он — Чебурашка.
— Почему?
— Потому что рыжий и уши большие.
— И я Чебурашка?
— И ты Чебурашка. Только маленький. Раз ты сын большого Чебурашки, как может быть иначе?
— А ты кто тогда?
— А я буду крокодилой.
— Нет такого животного.
— Как же нет? Даже песенка есть, — и я тихо запела: — По улице ходила большая крокодила, она, она зелёная была. Во рту она держала кусочек одеяла, она, она голодная была…
И я действительно нагнулась к ребёнку и ухватилась зубами за край одеяла. Сенька смотрел на меня огромными глазами.
— Ты не зелёная. Значит, ты не крокодила, — изрек он весомо. — Ты просто Саша.
— Да, я просто Саша. А ты просто Сеня. Ещё у нас есть просто Никита. И просто папа…
— А просто мама?
Я все ещё была от его лица на очень близком расстоянии и видела синее небо, которое должно было быть зелёным.
— А просто мамы нет.
— А почему?
— А потому.
— Так не отвечают, Геля говорит.
— Так отвечают, когда не знают ответа.
— А я знаю песенку про маму. Мы учили…
— Где? — перебила я.
Мне стало не по себе: тут же вспомнилась история Марианны и няни. Не надо со мной проигрывать тот же сценарий…
— У тети Фиры. Она играет на пианино, а мы поем. Хочешь, спою тебе?
Хотелось сказать «не надо». Надо было сказать «не надо», но я ничего не смогла сказать — онемела. И двинуться тоже не могла, так и нависала над колыбелью младенца страшной Бабой Ягой.
— Милая мама, мама моя, пусть эта песенка будет твоя…
Геля, твою мать! К какой Фире вы водите ребёнка? Издеваетесь, что ли…
