Надо отдать ему должное, Саймон тут же перестал скрипеть и сказал: «А знаешь что? Если мы еще не садимся за стол, то давай тогда выйдем, прогуляемся, я видел, тут недалеко в деревне миленький паб еще открыт – может, прошвырнемся туда и пропустим по стаканчику?»
– А как же дети? – спросила я, утратив способность нормально соображать от самой идеи ВЫЙТИ в ПАБ в Рождество, это было настолько неотразимо, насколько невероятно.
– Ну, пусть тоже идут. Как вы, дети, согласны? – спросил Саймон.
– А вы мне купите сидр в пабе? – спросила Джейн.
– Нет, ты же несовершеннолетняя, они из-за тебя лишатся лицензии.
– Тогда я останусь дома.
– Я тоже останусь дома, – ответил Питер.
– Ну значит, только ты и я, – сказал Саймон.
– Так, дети. Питер, Джейн. Мы отлучимся на часок. А вы начинайте разогревать ужин, только не спалите тут все, не портите маме праздничную обстановку, – строго приказал им Саймон.
– Она нам даже не разрешила ни одно елочное украшение на свое дерево повесить, бережет свою праздничную обстановку от нас как не знаю от кого, – проворчала Джейн.
– Ну, хватит препираться, – ответил Саймон. – Может, в этом году ваша мама проведет Рождество без своего обычного Эпичного Коллапса?
– Ну, если мама не разразится потоком слез и ругательств, что никто ее не ценит, и не закроется в гараже с бутылкой бейлиса, тогда это будет не настоящее Рождество, – запротестовал Питер.
– Как бы то ни было, – подытожил Саймон, – я лично буду очень рад, если хотя бы в это Рождество ваша мать не будет пулять в меня пирогами, а потому делайте, как вам велят, пока я отведу вашу маму в паб.
Барменша осуждающе посмотрела на меня, когда я в очередной раз явилась туда с новым мужчиной, до этого в субботу вечером я была там с Джеком, как раз перед тем, как к нему на Рождество приехала дочь, а за неделю до этого я пила там с Колином. По ее взгляду можно было понять, что она принимает меня за гулящую женщину, промышляющую эскортом. Я приняла для себя решение, что в новом году не допущу в своей жизни никаких драматических поворотов и постараюсь больше общаться с деревенскими, подружусь с местными, буду впускать новых людей в свою жизнь и позволять им помогать мне вместо того, чтобы тянуть лямку одной, хотя мечты о горячем фермере на тракторе, который влюбится в меня без памяти, несколько поистерлись. Как только я войду в более тесный контакт с местным населением, я думаю, у меня будет возможность объяснить, что я «не последняя шлюха, просто с одним парнем я встречаюсь, другой – это мой бывший муж, а третий – просто хороший друг, вот и все». Может, среди местных найдется какая-нибудь птичница-знахарка, которая найдет путь к сердцам моих противных куриц и своими народными заговорами и древними ритуалами уговорит их нестись? Хотя вполне возможно, что местные меня не примут в свое сообщество из-за моих сомнительных моральных устоев и просто забьют меня камнями.
– О чем ты задумалась? – спросил Саймон. – Выглядишь так загадочно.
– Ни о чем, – быстро ответила я. – Совсем ни о чем. Просто хорошо здесь, да? Веселого Рождества!
– Веселого Рождества! Я предложил прийти в этот паб, потому что хотел поговорить с тобой без детей…
– Ой, звучит как-то тревожно. Саймон, не забывай, что у нас Рождество. Не порть мне чертов праздник, не говори ничего такого, что может его испортить.
– Дети сказали мне, что ты с кем-то встречаешься. Говорят, его зовут Джек. Так дети сказали.
– Ммм, ну да, да, так и есть.
– Я прост… Просто хотел пожелать тебе, как это говорится, «всего хорошего». Когда дети мне про него рассказали, я сперва офигел, а потом подумал, ну если он делает тебя счастливой, то пусть, лишь бы тебе было хорошо.
– Что же, спасибо! – ответила я. Такого я не ожидала. Я вообще не собиралась посвящать Саймона в свои отношения с Джеком, по крайней мере до тех пор, пока Саймон не начнет надоедать или что-то еще, но Саймон решил вести себя как взрослый. Прелесть в разводе с Саймоном именно в том, что я с ним в разводе, и так он мне нравится намного больше, чем когда я была за ним замужем. Конечно, у него бывают заскоки, но не так часто и густо, как во время нашего брака.
– Так это у вас с ним серьезно?
– Ой, я не знаю. Слишком рано что-то говорить. Ну, я еще даже не пернула в его присутствии.
– Это для тебя по-прежнему мера близости отношений?
– Так или иначе, какая разница?
– Я помню, как ты сделала это впервые в моем присутствии.
– Да ладно?
– Никогда не забуду. У меня аж слезы выступили. До того резкий запах был.
– Что ты все врешь!
– Не вру! Так и было! Но ты молодец, двигаешься вперед, заводишь новые отношения, я тоже пытаюсь жить дальше, но я хотел бы, чтобы мы оставались друзьями. Настоящими друзьями, а не просто бывшими супругами, которые из вежливости и из-за детей продолжают поддерживать отношения. Друзья, которые не стесняются пердеть друг перед другом. Только не после капусты. Капуста ужасно воняет.
– Я тоже так думаю, – согласилась я.
– Тогда давай выпьем! За дружбу!
– За дружбу! А от капусты меня не пучит.
– Эллен, однажды, после того как ты навернула капусты, мне пришлось маску надевать.
– А вот сейчас ты просто хамишь.
После такого недетского разговора (кроме того места, где мы говорили про пердеж) и очень недетской выпивки мы пошли домой. Дома обнаружилось, что хотя дети не спалили еду, но они забыли закрыть дверь на кухню, поэтому Джаджи спокойно залез в холодильник и слопал всю изысканную сырную тарелку. Выглядел он при этом неважно, от сыров с плесенью его раздуло во все стороны, и когда я оплакивала такое бездарное истребление восхитительного продукта, Джаджи разверз свою пасть и изрыгнул огромный кусок фондю мне на мои нарядные рождественские туфли.
– Ах ты ж, СОБАКА СУТУЛАЯ! – запричитала я. Барри ухмыльнулся и изобразил на морде такую невинность, ибо он-то к сырам и не прикасался, а Джаджи метнулся на улицу проветриться, я же полчаса оттирала собачью отрыжку со своих несчастных туфель, которые, очевидно, пропитались зловонием и рвотой навсегда.
– Мам, смотри, – закричала Джейн, она вернулась из сада, куда ходила за Джаджи, чтобы проверить, все ли с ним в порядке и продышался ли он окончательно, чтобы можно было впустить его в дом.
Она открыла ладонь, там лежало премиленькое, все еще теплое, коричневое в крапинку яичко!
– Охх, – выдохнула я.
– Да, – торжественно сказала Джейн. – Галина разродилась. Я слышала, что она там кудахчет о чем-то, пошла, смотрю – лежит. Наше первое яйцо!
– Это же рождественское волшебство! – воскликнула я.
Остаток рождественского дня прошел без происшествий, если не считать оживленной игры в «Нарисуй и угадай», где Питер на каждом шагу выкрикивал: «МОЖЕТ, ЭТО ПЕНИС?» – и складывался пополам от хохота, пока мы не обнаружили, что это он вылакал весь Бейлис, лишив меня шансов закатить скандал, швырять продукты в Саймона, что можно тоже считать за рождественское волшебство, и это так разительно отличалось от нашего прошлого Рождества, когда мы были на пороге развода и я была на волосок от того, чтобы начать метать ножи в Саймона при малейшей провокации с его стороны.
