– У тебя все лицо блестит, по тебе и не скажешь, пьяна ты или нет. Но ты же здесь? На фестивале, на который ты сама ни за что бы не приехала, а ради Джейн поехала. Конечно, ты не идеальная мать, но и не самая плохая.
– Надеюсь, что так, – вздохнула я. – Колин?
– Да, блестящая моя?
– А КАК так случилось, что я не ездила на фестивали раньше? Здесь так прикольно.
– Потому что тебя Саймон каждый раз отговаривал, не помнишь, что ли? Он ворчал, что будет шумно, грязно, слишком много всего и, в первую очередь, слишком много Людей.
– Ах, да. Саймон никогда не хотел участвовать ни в какой движухе, потому что там же будут Люди. А еще в отпуске он никогда не хотел жить в гостинице, только на вилле, потому что так он не будет видеть Людей, не думая, что я весь отпуск буду торчать на кухне и варить, как проклятая, потому что его вилла будет далеко от Людей и от Цивилизации, и до ближайшего ресторана три дня на оленях. А он и не поедет в ресторан, ему приготовь и подай все на стол, как дома, потому что он в отпуске и отдыхает от Людей. Вот же эгоистичная сволочь.
– С этим не поспоришь.
– Но сейчас я могу делать все, что захочу. Я могу поехать в места, где Люди, и в гостиницу, и на ФЕСТИВАЛИ. Я еще на много фестивалей собираюсь. И вправду, я же могу сейчас делать все, что мне заблагорассудится, и не оглядываться на Саймона, который вечно ворчит и ноет.
– Да, это точно.
– Я МОГУ. Я могу делать ВСЕ, ЧТО ЗАХОЧУ. Я МОГУ ДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧТО УГОДНО.
Я залезла на стул и, воздев блестящие руки к небу, прокричала это во весь голос, да так воодушевилась, что чуть не свалилась, а снизу донеслись предостерегающие крики Колина: «Эй, там, наверху, осторожнее» – и полные ужаса слова «Мать, слезай сейчас же. Люди же смотрят. Что ты такое творишь?»
– Я переживаю жизнеутверждающий момент эмансипации и свержения ебучего патриархата, Джейн, ты же первая должна мною гордиться! – заявила я во всеуслышание, слезая со стула.
Джейн только фыркнула с отвращением:
– Да неужто? Тогда купи нам еще сидра!
– Нет, вы несовершеннолетние, – строго сказала я.
– Ну а ты уже вышла из возраста, когда можно оголяться и покрываться блестками, – сердито бросила Джейн.
– Да, и эти блестки биоразлагаемые, как и я, – ответила я ей.
– Дело не в этом. Ну мам, ну пожалуйста… еще немножко сидра?
– Пожалуйста! – взмолилась Софи.
– Да ну вас, – сказал Колин и отдал девчонкам наш кружки. – Только папе не говори!
– Колин! Так нехорошо. Распитие несовершеннолетними, – запротестовала я голосом ответственного родителя, что было нелегко в моем состоянии нестояния.
– Ой, можно подумать, они не надираются так каждые выходные, – миролюбиво ответил Колин.
– Ну да, так это же сидр, фруктовая моча, а не настоящий алкоголь, – настаивала я.
– Нормальный вкус, – сказала Джейн, делая огромный глоток.
– Пойду еще принесу, – Колин поднялся и скрылся в толпе.
– Только отцу своему не говори, – предупредила я Джейн.
Перспектива напиться на халяву растопила сердца девочек, и они уже совсем не возражали против нашей компании, а поскольку по их пропускным браслетам было видно, что они несовершеннолетние, то и пить в нашем присутствии им было сподручнее, каждый раз, когда вблизи появлялся охранник, мы с Колином забирали у них кружки и делали вид, что это наше спиртное. Под сидром Джейн так разошлась, что даже села рядом со мной и заговорила.
– Спасибо, мам, что привезла нас сюда, – замурлыкала она.
– Как скажешь, милая. Здорово же. Музыка понравилась?
– Да, группа улет. Только они выглядят такими маленькими на сцене.
– Да они все такие. Все. Эд Ширан вообще малявка. Меньше, чем Джастин Бибер!
– Мам, люди моего возраста слушают Эда Ширана только в машинах своих родителей. Он лабает свою электронную музыку для людей, у которых плохо с воображением и которые не знают, что поставить на первый танец на свадьбе.
– Но он богат. Даже чересчур богат для такого рыжего малявки.
– Знаешь, неправильно судить о человеке по внешности. Суди его по его музыке. В остальном бог ему судья.
– Ну музыка его мне нравится.
– Знаю, я же в твоей машине катаюсь.
– Конечно, ему далеко до Рика Эстли. Вот уж кто рыжий и горячий!
– Гос-по-ди! Мать, ну вот ты опять за свое! У нас был такой момент понимания, а ты опять все портишь своими шуточками, какой горячий и рыжий Рик Эстли. Ну что с тобой НЕ ТАК? Ты больная просто.
– Больная – значит классная и крутая? – я еще надеялась исправить положение.
– Нет! Больная – значит больная, что-то с тобой не так, если ты до сих пор одержима Риком Эстли.
– Но он же сейчас опять в моде. И даже ездит в туры с Foo Fighters. А я одинокая леди. «ALL THE SINGLE LAAAAYDEEES», – затянула я его песню. – Может, я даже замуж выскочу за Рика Эстли.
– Мать, прекрати. Люди смотрят.
– Ой, это же песня Бейонсе. Ну Бейонсе тоже крутая.
– Никто из названных тобой больше не «крут» и не «моден», мать, очнись! Бейонсе и Foo Fighters – это музыка для стариков.
– А что же сейчас молодежь говорит вместо «крутой» и «модный»?
– Тебе скажи, ты потом опять будешь меня позорить перед моими друзьями. Можно мне еще сидр?
– Только если поделишься модными словечками.
– Нет. И не выходи замуж за Рика Эстли!
– Почему нет-то? – обиженно сказала я.
– Ты же сама говорила мне, что женщина может обойтись и без мужчины.
– Но я же не про Рика Эстли это говорила. ОН другой. Я раньше его фотографии вырезала из Smash Hits и клеила на стенку.
– Что такое Smash Hits?
– А вот и сидр! – икая и качаясь на ходу, заявил Колин.
– Не думаешь, что девчулям хватит уже? – с сомнением посмотрела я на батарею кружек.
– Нет! – сказала Джейн, молниеносно схватив кружку и жадно отпивая.
– Оооо, – завелась я. – Слышите музыку? Я люблю эту песню! Пошли танцевать!
– Мам! – в ужасе воскликнула Джейн. – Это музыка из бара. И это Эд Ширан! Нельзя под него танцевать на фестивале!
– А я хочу и буду, – весело пропела я.
Позже, когда девочки легли спать (Джейн перед этим строго-настрого запретила мне употреблять наркотики), а мы с Колином отправились в рейверский тент (было ошибкой брать туда фонарики, они выскальзывали из рук, я пыталась их поднять и мешалась под ногами у рейверов, что было им не по нраву, ну а что я могу сделать, это не МОЯ вина, что фонарики такие скользкие), потом сидели с ним под открытым небом и смотрели на звезды, а я говорила что-то очень глубокое, значительное и откровенное о бесконечности бытия и Вселенной. Это были очень важные слова, и, вероятно, они бы могли помочь воцариться миру во всем мире, если бы я только запомнила, что за хрень я тогда несла. Потому что в тот самый момент полил дождь, и мы побежали в палатку.
