– Уйдешь, – сквозь слезы сказал он. – Все умирают.
– Ну да, все умирают, только я еще долго не буду умирать, буду жить долго-долго, и папа будет долго жить, да? Мы будем рядом столько, сколько потребуется.
– Как ты можешь обещать? Столько всего случается, ты можешь попасть в аварию, тебя может сбить автобус, носки будешь надевать, споткнешься, упадешь и умрешь – каждый год от пяти до десяти человек погибают, когда надевают носки, а еще больше людей надевают брюки и помирают. Жаль, что я не верю в бога. Было бы хорошо знать, что сможешь потом после смерти всех увидеть.
– Милый, нельзя жить и все время бояться, а что если вдруг. Это же не жизнь, а унылое существование. Жить надо, надеясь на лучшее, радоваться тому, что ты живой, и если вдруг что-то случится, ты не будешь ни о чем сожалеть. Я тоже слышала про статистику смерти от носков, поэтому, когда надеваю носки, всегда сажусь, чтобы не упасть и не свернуть себе шею. Знаю, как печально думать, что потерял кого-то навсегда, но это не так, поверь.
– Ты имеешь в виду, что они с нами, они не умрут, пока мы их помним, да? – шмыгая, спросил он. – Потому что, мам, это не то же самое. Воспоминания – это не то же самое, что живой человек.
– Нет, милый. Я имею в виду физику. Ты же любишь физику?
Питер кивнул головой в знак согласия.
– Ну так вот, это была лекция по физике, лектора звали, кажется, Аарон Фриман, он объяснял, что согласно первому закону термодинамики энергия ниоткуда не появляется и никуда не исчезает, поэтому вся энергия, из которой состоим мы и наш мир, сохраняется, всегда была и будет. Следовательно, мы все остаемся здесь, в той или иной форме. Ты же сам мне все время говоришь, когда я делаю что-нибудь не так: «Мама, физика рулит!» Ведь так? Она и вправду рулит!
Эта аргументация, кажется, подействовала на Питера. И он потихоньку стал успокаиваться.
– Пойди поспи, малыш, – сказала я ему.
– Мам?
– Да?
– А пусть папа останется у нас сегодня?
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Ну пожалуйста, только на сегодня. Он ляжет у меня на кровати, а я буду спать на полу. Я просто хочу, чтобы сегодня мы все были вместе, ну пожалуйста, мам.
– Ну, если твой отец не возражает, то я тоже не возражаю, – ответила я. Если честно, мне в тот момент хотелось побыть совершенно одной, но если Питеру было важно, чтобы все были вместе, то конечно, его желание – закон. Саймон зашел к нам в гостиную и тоже согласился: «Конечно, останусь, если Питер так хочет».
– Я постелю тебе на диване, – предложила я, вспоминая о непростой экосистеме, царящей у Питера в комнате. Одному богу известно, какие там пятна у него на простыне, хоть я и кипячу ее еженедельно.
Я поднялась наверх проведать Джейн. Она сидела на своей кровати, крепко обняв Барри, глаза красные, но сама вполне спокойная.
– Как ты? – спросила я.
– Меня Барри утешает, – ответила она.
– Хочешь поговорим?
– Не хочу, мам… я с Барри говорила. Он все понимает. Если ты не против, я лучше с Барри буду разговаривать. Я не знаю, что я чувствую, и не знаю, что сказать, но, когда я говорю с Барри, мне как-то проще все объяснить, потому что я объясняю себе, а не кому-то, потому что он просто знает, что я чувствую, и мне не надо лишний раз ничего говорить. Я лучше с Барри поговорю, хорошо? Я всегда с ним говорю в такие моменты.
Барри посмотрел на меня, его хвост легонько завилял. Он стал в разы крупнее и ни на йоту привлекательнее, и, может, я тогда слишком расчувствовалась, но мне показалось, что в его больших карих глазах было столько понимания и мудрости, сколько не сыщешь и у большинства людей. Джейн крепче обняла его.
– Хорошо, – ответила я. – Значит, у тебя есть с кем поговорить.
– Ага, – ответила Джейн. – Погоди-ка, мам!
Тут Джейн резко подошла ко мне и крепко обняла.
– Мам, ты про себя не забывай, заботься о себе так же, как и о других. Знаешь, мам? Я… я тебя люблю. Только никому не говори, что я так сказала. Хотя тебе тоже надо с кем-то поговорить. Про жизнь.
Моя решимость не показывать слезы детям растаяла в ту же секунду, и слезы так и покатились из глаз. Я обняла ее и прошмыгала: «Спасибо, доченька».
– Ты же можешь с Джаджи разговаривать про жизнь, – шепнула она мне на ухо. – Или с курицами своими. Хотя с ними лучше не надо – они тебя не любят. С кем-нибудь другим, тебе надо выговориться, окей?
– Окей, – согласилась я. Джейн отстранилась, поймав себя на том, что в минуту слабости она прильнула к матери, а не к собаке.
– Да, мам, еще… – продолжила она.
– Что, милая? – с нежностью и гордостью за свою такую взрослую и полную сочувствия дочь спросила я.
– Сколько мы можем не ходить в школу из-за дедушкиной смерти?
Что же, приятно было осознавать, что, несмотря на все слабости и нежности, Джейн оставалась сама собой.
Я пошла вниз, прихватив подушки и одеяло для Саймона.
– Может, ты хочешь поговорить? – спросил он.
– Нет. Не хочу, – не сразу ответила я. – Я просто хочу перестать хоть на секунду об этом думать. Наверное, я завтра позвоню Ханне и с ней об этом поговорю.
– Хочешь обнимемся?
– Ой, спасибо, нет. Довольно объятий. Что-то сегодня моя квота на физические контакты с другими людьми вышла из-под контроля.
– Как скажешь.
– Знаешь, чего мне хочется?
В глазах Саймона зажглась надежда.
– Да не этого, дурак! Джина с тоником я хочу.
– Сейчас сделаю.
Я глотнула джина и уставилась в пустоту прямо перед собой. Вдруг до меня дошло.
– Слушай, ты весь день водил мою машину, – начала я обвинительным тоном.
– И что? – удивился Саймон. – Ты же была не в состоянии водить.
– Но ты же больше не имеешь права ее водить.
– У меня в страховке есть пункт, что я могу водить любое транспортное средство с согласия владельца, – ответил Саймон. – Ты ни о чем другом сейчас не можешь думать? Только о страховке на машину?
– Вообще-то это нейтральная тема, – возразила я. – Вон Джейн уже интересуется, сколько она может не ходить в школу из-за похорон, по мне так страхование автомобиля – очень приличная тема для разговора. Можно еще джина?
Помолчав довольно долго, я прервала тишину вопросом:
– Саймон? А что ты помнишь о моем отце?
– Когда я с ним впервые познакомился, он отвел меня в сторонку, чтобы поговорить «как мужчина с мужчиной».
– Правда? Ты никогда об этом не рассказывал.
– Да. Он мне тогда сказал: «Слушай сюда, если твои намерения насчет моей дочери серьезны, то хочу предупредить, даже не думай водить ее за нос, иначе то, что я с тобой сделаю, померкнет по сравнению с тем, что она с тобой сделает. Я ее воспитал так, чтобы она никому спуску не давала; мне даже и не надо угрожать тебе, она сама сможет за себя постоять. А я ей помогу избавиться от тела, на сколько бы частей она тебя не расчленила».
