— Римма, я никуда не поеду, — устало произнесла Оля. — То есть я пока не могу сказать тебе ничего определенного.
— Но почему?!. Ты меня буквально убиваешь своим отказом! Я же все досконально продумала… Не одной же мне туда ехать!
Оле уже расхотелось спать.
— Римма, я всегда делала то, что ты хочешь, — сердито произнесла она. — А теперь я тебе говорю — нет.
— Тогда ты мне больше не подруга! — Римма даже задохнулась от возмущения.
— Ты пойми… — Оля села на кровати, спустив ноги вниз. — Нельзя так обращаться с друзьями! Ты же меня буквально шантажируешь…
— А ты предательница, — мстительно произнесла Римма. — Я, может быть, переживаю душевную драму, и мне нужна поддержка…
— Тебе тридцать четыре года — четвертый десяток, а ты ведешь себя, словно маленькая девочка! — с досадой произнесла Оля. — Нет, если ты хочешь со мной поссориться — пожалуйста, ссорься, только помни о том, что я осталась у тебя последней! Последней и единственной подругой!
— Ничего, новых заведем…
— Да, можно! Но сколько они тебя выдержат?.. — резонно возразила Оля. В первый раз ее почему-то не испугали угрозы Риммы.
— Сколько надо!
— Вот что, Римма… Мне это все надоело! — Оля рассердилась не на шутку. — Ты… ты просто невозможный человек! Тебя не интересуют другие — только ты. Ты даже не спросила о том, почему я не могу с тобой ехать… Тебе наплевать на меня. Ты эгоистка!
— Я эгоистка?
— Да, ты! И вообще это не ты со мной сейчас расстаешься, а я с тобой!
Оля нажала на кнопку отбоя. Потом подумала и выключила телефон совсем.
…Оля шла по коридору санаторной поликлиники. Дверь в кабинет заведующего была открыта.
— Доброе утро, Пал Палыч! — крикнула она.
— Журавлева… вот что, зайди ко мне.
— Что, Пал Палыч?.. — Оля села на подоконник, напротив него. Конечно, это был несколько бесцеремонный жест, но она почему-то чувствовала, что Пал Палыч на нее не рассердится…
— Ну ты даешь, Журавалева! — ошеломленно пробормотал он, дергая себя за косматую бровь. — Я тебя совершенно не узнаю…
— Я сама себя не узнаю, Пал Палыч! — улыбнулась она, болтая ногами.
— Ты ведь просила у меня три дня за свой счет в августе? — растерянно спросил он, глядя на ее колени, едва прикрытые коротким халатом. — Вроде бы как на свадьбу, да?..
— Миленький Пал Палыч, никакой свадьбы не будет! — засмеялась Оля. — Я уже замучилась всем объяснять!
— Свадьбы не будет… — задумчиво повторил он. — А сама прямо вся так и сияешь… Как объяснить сей феномен?..
— А ну ее, эту свадьбу! — махнула Оля беспечно рукой. — Разве в этом счастье?
— В феминистки решила идти? — грозно спросил начальник. — Я — человек патриархального склада, не позволю себе коллектив разлагать! Тем более что он на сто процентов из женщин состоит…
— А про слесаря Жору не забыли?
— Ну, на девяносто девять… — нехотя уточнил Пал Палыч. — Но сути это не меняет.
— Пал Палыч, миленький, мы еще в начале лета говорили о том, что каждый человек должен быть самодостаточным и не зависеть от мнения других людей… Ну так вот, я долго над этим думала, и теперь я… теперь я совершенно свободна. И чувствую такую необыкновенную легкость, как будто у меня крылья за спиной выросли! Почти как в рекламе, — с усмешкой заключила она.
Пал Палыч снова дернул себя за бровь. Потом встал из своего кресла и закрыл дверь в коридор.
— Что случилось? — повернувшись, тихо спросил он. — Ты все вспомнила?
— Представьте себе — да! — засмеялась она. — И это не самые плохие воспоминания. Я теперь только одного боюсь, как бы со мной такого еще раз не случилось.
Он некоторое время пристально смотрел ей в глаза.
— И не случится… — значительно произнес он, садясь на свой стол, почти вплотную к Оле. — Все что не убивает, делает сильнее. Ничего не бойся.
— То есть?..
— Ну, насколько я в этом разбираюсь, повторения не будет. У тебя, если так можно выразиться, нечто вроде ремиссии.
— Вы уверены? — с надеждой спросила Оля.
— Почти, но это постольку, поскольку ничего абсолютного в этой жизни нет… Ты ведь полностью пересмотрела свою жизнь?
— Да, Пал Палыч, я теперь действительно другой человек. Я больше ничего не боюсь и ко всему отношусь с легкостью. Будь что будет… А в особо сложных ситуациях я говорю себе: «да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!..» Потому что знаю, что некоторые вещи уже не смогу изменить.
— Ну да, если мы чего-то изменить не можем, то должны изменить свое отношение к этому… — задумчиво пробормотал Пал Палыч. — Все правильно. А если можешь? — вскинулся он.
— Тогда я лбом стену пробью! Нет, пока у меня особо сложных ситуаций еще не возникало, но я думаю, что смогу понять, когда мне надо действовать, а когда сидеть сложа ручки… — пожала Оля плечами.
— Милая моя… — улыбнулся Пал Палыч. — Да ты просто гений! Ты самая замечательная пациентка, которую я только видел… Пожалуй, тридцать лет назад, в бытность мою психиатром, я такие случаи полного выздоровления нечасто наблюдал! Ты знаешь, это касается и других болезней… Да ты сама врач, наблюдала подобное: когда человек делает некое душевное усилие, пересматривает свою жизнь, начинает верить в лучшее и избавляется от страха перед жизнью (именно перед жизнью, потому что она часто оказывается страшнее смерти!), болезнь сама отступает от него.
— Знаю… — улыбнулась Оля. — Кстати, не далее как сегодня я поссорилась со своей лучшей подругой. Она, конечно, не подарок, но раньше бы я на это не пошла.
— Ну и бог с ней, с подругой! — дернул себя за бровь Пал Палыч. — Ты наверняка должна была это сделать давно, а не терпеть ее выкрутасы… и получай удовольствие от сделанного. Кстати, я уверен, что эта твоя подруга вскорости прибежит к тебе мириться.
— Пал Палыч, вы ее не знаете! — весело сказала Оля.
— Зато я знаю людей!
Оля распахнула рукой раму, посмотрела вниз. Ягоды на кустах боярышника уже потемнели, напоминая о близкой осени.
Пал Палыч взял Олю за руку.
— Что вы?.. — удивленно спросила она, повернувшись.
— У меня две причины, чтобы сдерживать себя: во-первых, я твой начальник и намного старше тебя. Во-вторых, я тебя считаю своей пациенткой в некотором роде. Но…
Оля осторожно убрала руку. Только сейчас она поняла все.
— Молчите, Пал Палыч… — тихо произнесла она. — Зачем? Все равно от этого никакого толку…
— Я знаю! — с досадой произнес он. — Столько всяких препятствий, столько этих запретов… Мне самому скоро потребуется помощь специалиста!
