— Оля! — издалека позвал Викентий. — Оля, ты где?..
— Извини… — сказала Оля и заторопилась обратно.
— Холодно же! — Викентий поцеловал ее в щеку, встретив у крыльца. — Идем в дом, я тебе кое-что покажу.
Он повел ее не на веранду, где еще шумели голоса, а в другое крыло дома.
— Мура сказала, что Степан Андреевич разрешил показать тебе его коллекцию… — шепотом произнес Викентий, проходя по полутемным комнатам, — в эти июньские ночи темнело не до конца, да еще яркий месяц плыл за окнами.
«Какой огромный дом… Интересно, если бы у меня был такой дом, как бы я со всем справлялась? — невольно мелькнуло у Оли в голове. — А вдруг рано или поздно я стану здесь хозяйкой?..»
Мурашки пробежали у нее по спине, и так стало жутко, непривычно, неприятно от этой мысли, словно она тоже заразилась лихорадкой по поводу наследства.
Пройдя анфиладу комнат, Викентий распахнул последнюю дверь и зажег свет.
— Ого! — восхищенно пробормотала Оля. — Настоящий музей!
В самом деле, здесь все стены были покрыты коврами, на которых висели мечи, кинжалы, сабли, еще какие-то предметы, прежде незнакомые Оле, но назначение которых угадывалось легко, — все это было холодное оружие.
— Ты понравилась деду, иначе он не разрешил бы привести тебя сюда, — с гордостью произнес Викентий. — Конечно, он мог сам показать тебе свою коллекцию… Но такой милости удостаиваются лишь высокопоставленные чиновники, которые иногда заглядывают к Степану Андреевичу. Ты не должна обижаться…
— Что ты, Кеша, я ничуть не обижаюсь! — засмеялась Оля, у которой все еще бродило вино в крови. — Ух ты, а это что?..
Она указала на нож с волнистым клинком.
— Умоляю, не трогай! Вот трогать тут ничего нельзя… — испугался Викентий. — Это крис, малайский кинжал… Кстати, у малайцев он считается магическим оружием. Ему приписывают сверхъестественные способности самостоятельно летать по воздуху, убивая свою жертву, на расстоянии гасить огонь и все такое прочее…
— Потрясающе! — завороженно пробормотала Оля. — Ой, а это что?.. Похоже на милицейский жезл…
— Ты угадала — это куботан, — Викентий поцеловал ее в щеку. — Короткая дубинка… Оружие американских полицейских. А вот, смотри…
Он подвел ее к другой стене.
— Вот это явара. Японское оружие. Разновидность кастета.
— Явара… — шепотом повторила Оля.
— Куджанг — нож, распространенный на Западной Яве… Все это Степану Андреевичу привезли его друзья и почитатели — те, кто знал о его увлечении.
— Боже, какой красивый меч!
— Это не меч, это хевсурская сабля. Рядом тоже висят кавказские сабли. Обрати внимание, все они украшены кубачинскими мастерами. Гравировка, чернь, позолота… Это настоящие произведения искусства!
— Да… — восхищенно выдохнула Оля.
Она повернулась и увидела, что на следующем ковре висит одно-единственное ружье. Ружье в этой комнате выглядело неким чужеродным предметом, хотя тоже явно было не из дешевых…
— Это в Союзе писателей Степану Андреевичу подарили лет двадцать-тридцать назад — изделие тульских оружейников, — заметил Викентий взгляд Оли. — Персональный сувенир. Видишь гравировку? «Мастеру отечественной словесности, замечательному писателю…» Ну, и тэдэ и тэпэ. Подхалимы. Конечно, этому ружью здесь не место, оно выбивается из общей концепции. Огнестрельное оружие — у него в кабинете.
— Нет, почему же… — неожиданно не согласилась Оля. — В этом что-то есть! Какая-то идея…
— Ага, старик бы еще пулемет сюда притащил! — иронично фыркнул Викентий.
— Ружье на стене… — задумчиво произнесла Оля. — Кажется, это у Чехова: если в начале пьесы ружье висит на стене, то в конце оно обязательно должно выстрелить?
— Господи, какие ассоциации лезут тебе в голову! — засмеялся Викентий и вновь с нежностью поцеловал ее.
— Абсолютно литературные ассоциации! — торжественно возгласил Иван, стоя в дверях. — Я согласен с Оленькой.
— Ваня… — похоже, Викентий не слишком обрадовался сводному брату. — А я тебя и не заметил!
— Силантьев напился и теперь толкует о всеобщей любви. Уж кто бы говорил… — сообщил Иван, утирая платком вспотевшее полное лицо. — Кристина его еще слушает, а все остальные уже разбежались.
— Вот, Степан Андреевич разрешил показать Оле коллекцию…
— Так странно, — сказала Оля, подходя к ружью почти вплотную. — От всех этих… от всех этих предметов совершенно разные ощущения. Если сабли с кинжалами восхищают как действительно произведения искусства, то это ружье…
Она протянула пальцы вперед, но тут же отдернула руку, вспомнив о наказе Викентия.
— …это ружье называется — «Зубр», — важно произнес Иван. — Нарезной ствол, оптический прицел… Штучное изделие. В нем действительно как будто заключена смерть без всякого там поэтического ореола.
— Если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно должно выстрелить… — рассеянно повторил Викентий. — Но почему же «должно»?..
— Потому что таковы законы литературы, — снисходительно пояснил Иван.
— Но мы-то — не литературные герои из книжки, мы — живые люди! — с раздражением произнес Викентий. — В кого из нас это ружье должно выстрелить?!
— Это пока неизвестно… — Иван загадочно прикрыл глаза. Тут только Оля заметила, что Острогин пьян, и, кажется, довольно сильно.
— Иван шутит, — примиряюще произнесла Оля. — Ваня, вы ведь шутите?
— Отнюдь… — тот покачнулся. — Все слишком серьезно. Слишком…
И Иван неожиданно помрачнел.
— Вы Лерочку не видели? — спросил он после небольшой паузы.
— Я видела, — вспомнила Оля. — Она гуляла по саду.
— В саду? Так холодно же… — Иван поспешно ушел.
— Ищи-ищи! — сердито пробормотал Викентий. — Только ты вечно ищешь ее не там, где надо…
— Ты его не любишь? — огорчилась Оля. — А, по-моему, он очень милый. Его даже немного жаль… Неужели и вправду у Леры роман с Кириллом?
— Какая же ты наивная, Оля! — вздохнул Викентий. — Поразительно наивная…
Река медленно и лениво переливалась на солнце густым ртутным блеском, а с ближайшей лодочной станции, что находилась в том самом санатории, в котором работала Оля, плыли лодки с шумными отдыхающими — их смех разносился эхом далеко-далеко. Иногда у другого берега мелькал стремительный гидроцикл.
Оля и Олежек сидели на небольшом пригорке и, словно загипнотизированные, смотрели на волны, натекающие на песчаный берег…
— …тебе нельзя нырять, — спокойно и строго продолжала свою отповедь Оля. — У тебя гайморит, я в этом больше чем уверена… — она встрепенулась и вытерла мальчику нос своим платком. — Плавай сколько угодно, но старайся, чтобы вода не попала в носовые пазухи!
