— С каких пор бандюки настолько застращали всех?
— Я жить хочу. У меня семья и у тебя тоже. Так что поосторожней с ним. Довезем, сдадим и забудем. Нас вечером в боулинг с женой пригласили, бери свою Нати и давай к нам.
Пока они спорили, он думал, кому из них врезать первому. Выбрал наугад. Завалил обоих, украл пистолет и выпрыгнул из тачки на ходу. Потом бегом через посадку, поймал такси и…в Палермо. Потому что знал, куда она поедет. К НЕМУ! К этому…который смеет считать себя его отцом. Все внутри бунтовало от этой мысли, съеживалось и сжималось. Пятнадцать лет его не было. Пятнадцать долбаных лет он сидел, потом шлялся по странам и городам, имел шлюх, наращивал свой капитал, женился и планировал уничтожить семью Чезаре. Планировал разрушить его жизнь, и никого не заботило то, что он сын… То, что, разрушив жизнь матери и … того ублюдка, который называл себя его отцом, Паук похоронит и самого Чезаре. Настоящий отец так бы не поступил… что мешало приехать и сказать правду? Сколько раз они оставались наедине. Чазаре бы выслушал, он бы понял. Возможно, был бы счастлив, что Сальва его отец. Но не вот так, не превратив все в руины. Паук спалил дотла жизнь Чезаре и Юли. И если он думает, что из пепла ему удастся выудить сыновью любовь и преданность, он очень сильно ошибается — из пепла он выудит только свою собственную смерть.
С момента, как пуля вылетела из пистолета и вонзилась в спину Марко, внутри парня что-то жестоко надломилось, что-то с хрустом разлетелось на осколки, и он ощутил себя так, словно с него содрали кожу. Сняли все защитные покровы, и вот он стоит обнаженный до костей и корчится от боли. Корчится от каждого слова, сказанного этой мразью… И вспоминает. Как будто картинками. Как однажды Марко оставил одного в охотничьем домике и вернулся только спустя сутки. Зимой. Мальчишка замерз, окоченел, буквально вмерз в лавочку. Возможно, он бы там и умер, но…что-то не сложилось. Марко придумал какую-то отмазку, что его задержали дикие звери, а от самого пахло спиртным и женскими духами. Он отогревал сына, просил не говорить матери. Оно забылось. Стерлось. Стало незначительным воспоминанием детства. Ведь тогда казалось, что Марко действительно испугался.
И еще картинки…цепочкой. Как когда-то, когда ему было всего десять, и он упал в воду…отец какое-то время стоял на берегу и не шевелился, смотрел, как Чезаре уходит под воду, слушал, как он кричит и зовет на помощь, и словно размышлял — помогать или нет. Пока не послышался жуткий крик матери, и Марко прыгнул в воду. Или, когда Чезаре исполнилось двенадцать, и из-за поворота выскочил грузовик…отец даже не одернул его от дороги, это сделал кто-то из охранников.
Жуткое, доводящее до безумия открытие — МАРКО ЖЕЛАЛ ЕМУ СМЕРТИ И НИКОГДА ЕГО НЕ ЛЮБИЛ! Марко…любимый папа, папочка, самый лучший, умный, красивый. Он ведь обожал его. Да, не так, как мать, но обожал. Он вырос с этим внутренним чувством поклонения своим родителям, с этим уважением, безграничной любовью и дикой преданностью семье. И для него предательство Марко стало убийством. Словно пуля из того пистолета попала одновременно в спину лжеотца и в сердце парня. Она убила маленького, доброго мальчика… точнее, те крохи, что от него оставались. И возродился Паук… Смешно. Еще один Паук. Знал бы, что того называли так же… никогда бы не признал эту кличку.
И нет…сожаления не было. Был шок, было ощущение пустоты, но не сожаление. Ради мамы Чезаре мог уничтожить кого угодно, даже убить себя самого. Пусть только попросит, пусть только ее жизни что-то будет угрожать, и он не задумываясь отдаст ей свою.
Потому что кроме него у нее никого нет. Потому что он ее защитник, он ее опора, он ее сын.
«— Ты — мой воин, ты мое счастье, мое солнце и моя жизнь, Чезаре. Никого кроме тебя нет. Ни отца, ни матери…Ты самый близкий и родной для меня. Я живу ради тебя, дышу этим воздухом для тебя. Понимаешь? Ты — моя жизнь! Частичка меня самой! Я не просто люблю тебя — я дышу моим мальчиком и надышаться не могу. Каких бы ошибок я не сделала…что б не натворила, только ради того, чтобы ты жил.
И целовала его холодные руки, после того, как тогда Марко выловил его из воды.
— А отец? У тебя ведь есть отец. Он тебя любит.
— Запомни, сынок. В тот момент, когда у женщины появляется ребенок, больше никто и ничто не имеет значение. Она продаст, убьет, предаст любого ради своей кровиночки. Нет любви сильнее, чем любовь матери к ребенку, нет преданности фанатичней, нет более слепого обожания. У меня есть ТЫ. А все остальные просто часть моей жизни. Если их не станет, я выживу ради тебя… Если не станет тебя…их будет недостаточно, чтобы я смогла дышать этим воздухом без моего мальчика. Пообещай мне…пообещай, что всегда будешь со мной.
— Обещаю, мама. Я никогда от тебя не откажусь и никогда тебя не оставлю. У меня есть ТЫ. А все остальные просто часть моей жизни».
И никогда Чезаре не усомнился в ее словах и никогда не видел в ее глазах никого, кроме себя самого. А потом появился ОН…как дьявол просочился из темноты в их общее счастье и создал там Хаос. Да, Чезаре заметил, как мать на него смотрит. На Сальваторе ди Мартелли. Но не мог предположить, не мог даже подумать…и лишь потом понял каждое значение ее взгляда и понял, зачем ОН приехал… Сальва приехал уничтожить его мать. А значит, он прежде всего ВРАГ. Он человек, которого Чезаре должен уничтожить и освободить Юлию.
И сейчас он это сделает… Освободит. Хуже уже не будет, его и так посадят за убийство отца…ЛЖЕОТЦА! У них нет денег на адвокатов и на выкупы. Вот этот…он же все отобрал. А значит, можно отсидеть и за два убийства лишь бы мама была свободна…Ради нее он умрет, если понадобится. Уничтожит и разорвет каждого, кто слово о ней плохое скажет, и Паук номер один пожалеет о том, что посмел ее тронуть, о том, что посмел заставить ее плакать и унижаться, о том, что позволил себе ее оскорбить.
— Мой сын там один…они найдут способ достать его. Я больше ни о чем не прошу тебя…только о нем. Не смотри на меня…заклинаю, верни мне моего мальчика.
Как она льнула к нему, как хватала его за руки и подносила их к своему заплаканному лицу. Как унижалась перед этим… От одной мысли кровь в венах бурлила и закипала. Не стоит он унижений матери. Не стоит того, чтобы она вот так перед ним.
— Обернись! — Сальва ухмыльнулся и кивнул на Чезаре, который стоял в дверях и смотрел то на мать, то на Сальваторе. Он задыхался, как будто долго бежал. На его лице ссадина после падения с машины копов и вся одежда в пыли. Сколько отчаяния на лице матери, сколько боли, как опухли от слез ее глаза.
— Чезареее! — закричала мама и хотела броситься к нему, но он остановил ее жестом, доставая пистолет из-за пазухи кожаной куртки и направляя в сторону Сальвы.
— Я сбежал от этих идиотов и прихватил у одного из них оружие…сбежал, чтобы убить и тебя тоже, дядя или кто ты там такой, и освободить мою мать навсегда!
Сальваторе выпрямился и похлопал в ладоши. Как он умел все обратить в фарс, свести на нет, уронить в грязь, выставить человека ничтожеством.
— Какое прекрасное и, самое главное, благородное решение! Я горжусь тобой, сын!
