— Понятно… но я хотела спросить: как ты попала в этот жуткий приют?
— Почему жуткий? Обычный. Они все такие. Ну, кроме нашего… Я плохо помню. Только то, что, когда я была очень маленькая, мы жили с папой и братом в большом красивом доме вроде этого. И брат даже подружился с сыном хозяев. — Тут девушка незнакомо и зло усмехнулась. — Подружился волк с овцой. Барчуку игрушки, прислуге — колотушки. Хозяин узнал об этой дружбе, и нас вышвырнули. И там… папа пил сильно, он умер. А нас с братом продали в Цветочный квартал. Смутно все в памяти… только Чезаре все время ждал, что его дружок придет и спасет нас. Как же! Какое дело барчуку до нищих сироток? Меня перепродали в тот самый приют, я там потом десять лет жила. А брат умер. Мне сказали, совсем скоро после того, как нас разлучили…
Я успокаивающе погладила Гретти по голове:
— Этого месье Лапо надо найти. Согласна?
Ответить Гретти не успела. Из-за двери раздался грохот, а затем удаляющиеся шаги. Пожав плечами, я выглянула в соседнюю спальню. Прямо под порогом поднос, разбитый сервиз, лужа и в ней россыпь быстро тающих кубиков сахара. Даниэль… сбежал.
— Что это было? — задала я вопрос в воздух.
Потом, наверное, объяснит.
Я обернулась к Гретти. Она тоже с недоумением смотрела на осколки, но значения не придала, гораздо больше ее волновало другое:
— Зачем его искать?
— Остановить. Наказать. Не самим, естественно, а по закону. И заодно спровоцировать скандал. Если правильно подать, старые грымзы, какими бы ханжами они ни были, устроят шум. Полиция будет вынуждена провести проверки, а нам останется только проследить, чтобы полицейские это дело не замяли. Юриста нашего натравим, м-м?
Гретти неуверенно кивнула.
— Не надо его искать, я и так знаю, где он живет. Только… опять обвинят во всем девочек. Как всегда — она сама хвостом крутила, она соблазняла…
— Не позволим! Тут просто умеючи надо, я подскажу как.
— Я должна буду рассказать все вашему мужу, да, мадам?
— Не обязательно, я сама коротко перескажу, не про тебя, а про то, что там происходит. Пусть свой приют для начала проверит.
— Да…
Рассказывать вообще не пришлось. Даниэль постучался, вошел. Бледный, глаза лихорадочно горят, в подрагивающей руке что-то зажато. Дан жадно уставился на Гретти. Она вздрогнула и юркнула за мою спину.
Я выгнула бровь:
— Даниэль?
Он сглотнул, медленно подошел. Он все еще смотрел мне за спину, но заставить Гретти выйти не пытался.
— Гретти, ты помнишь, как выглядел твой брат?
— Конечно. — Она осторожно выглянула из-за моего плеча.
Даниэль разжал кулак. На ладони почти до крови пропечатались края медальона. Щелкнуло. Дан открыл крышку, развернул медальон, и изнутри на нас уставился улыбчивый мальчишка.
— Чезаре? — Гретти вздрогнула и вдруг вскинула голову, с неожиданным гневом ткнула пальцем в Даниэля. — Так это был ты?!
Я отступила в сторону, я здесь явно лишняя. Но далеко не отойду: чует мое сердце, процесс надо контролировать.
Гретти стиснула кулаки, а Дан шагнул вперед и сгреб ее в объятия.
— Ты жива! Жива!
— Ну вы еще теперь спойте и станцуйте, как в индийском фильме, — вполголоса, чтоб не услышали, пробормотала я себе под нос. Черт, какая я, однако, несентиментальная поганка и ваще. — Даниэль! Отпусти ребенка, ты ее задушишь!
— Что? — слегка опомнился муж.
— Задушишь, — повторила я.
Даниэль ослабил хватку, но рук не убрал.
Гретти вывернулась сама, взяла медальон и перебралась поближе ко мне, подальше от Дана. Уставилась на портрет брата.
— Я тебя искал почти десять лет. — Более-менее успокоившийся муж больше не пытался раздавить мою горничную в объятиях. — Я обещал Чезаре… прости. Я не успел тогда. Я пытался, но я опоздал...
— Вы не должны были с ним дружить, — жестко, даже жестоко, ответила Гретти, отворачиваясь.
— Нет, — вскинул голову Дан. — Я ни за что не отказался бы от друга и брата, да и теперь не откажусь. Все закончилось плохо, и я не снимаю с себя вины. Но я сделал все, что мог, и я искал тебя.
— Плохо искали…
— Может быть. Но теперь — ты нашлась. И хочешь ты того или нет, ты — моя сестра, как Чезаре был моим братом.
— Сейчас обрыдаюсь тут и залью вас соплями, — предупредила я. — Сентиментальный роман, пеленок с монограммой только не хватает. Гретти, ты тоже не веди себя как дура. Дай мужчине проявить себя с лучшей стороны. В конце концов, чем двенадцатилетний мальчишка тогда мог вам помочь? И то старался. Ты так тосковала по брату — вон он тебе, сам нашелся. Бери и не выпендривайся.
Ну… короче, иногда надо вот так бесцеремонно и с пинка. Зато теперь Гретти ревет в объятиях Даниэля — и все счастливы.
Глава 53
Черт, впервые за все время пребывания в этом мире я мечтала, чтобы не было никакого Шай’дазара, никаких расследований и никакого… ничего. Хотя умом и понимала, что в этом случае мы никогда не встретились бы. Даниэль прожил бы жизнь в своем мире, я в своем, и мы даже не знали бы друг о друге.
Еще совсем недавно я, так скажем, вовсе не хотела превратиться в зомби, но не слишком этого боялась — какая мне, в конце концов, разница, что станет с телом, из которого я уйду? Это все равно, что переживать о выкинутом в мусорный контейнер старом платье. А теперь… иногда, после того как мы с Даниэлем занимались любовью, я лежала, не засыпая, полночи, слушала его дыхание и старалась ни о чем не думать. Получалось плохо. Я ужасно хотела ему рассказать про то, что случится уже меньше чем через полгода, и… не могла. Частью потому, что договором запрещено — про Глюка того же, частью… просто не могла. Трусила.
Днем хоть выходило отвлечься. Во-первых, кондитерскую, приют и прочие дела никто не отменял. К ним только добавились заботы вокруг заведения, которое курировал, как выяснилось, мой муж. Очень его нахлобучила новость о том, как с детьми обращаются «любящие» приемные родители.
Во-вторых, у меня еще был Глюк и поиски свиномордого. Да, Крайчестер содействовал с полицией Флории, да, он тоже искал. Но рассказать про духа я не могла даже Паше, не то что ему или Дану. Потому что таково было условие богини. А его ценный шпионский ресурс нельзя было разбазаривать зазря, особенно теперь, когда вместе с моей жизнью закончится и Глюково призрачное существование. Вот если мы выполним задание… возможно… для него получится что-то исправить. А я… а я не знаю, что будет.
Сначала мы с духом действовали, как в самом начале нашего пути: я ездила по городу, прикрываясь делами, останавливалась в определенных местах, а Глюк шерстил близлежащие здания. Потом этот полупрозрачный сыщик придумал кое-что получше.
