Чувствовалось, что настроение в рядах ухудшается, и именно с того времени, как они покинули Тапсак. Это ощущалось в тихих и сдержанно-тревожных разговорах солдат и в потаенно-лукавых взглядах, что то и дело скользили по Киру. Весть в конце концов разнеслась. Ни один из этих людей, ни эллин, ни перс, не вызывались и не получали оплату за то, чтобы противостоять несметному войску Царя Царей.
Чувство братства, развившееся за месяцы совместного обучения и участия в походе, разлезалось, словно истлевшая ткань. Вечерами при кострах нередко случались драки – так было всегда. Сочетание людей, монет, вина и оружия – всегда кипучая смесь. Но куда реже свары происходили непосредственно в пути. Особенно вопиющей оказалась схватка с сотнями дерущихся, в конце которой на земле остались лежать трое персов и четверо эллинов. Хуже того, люди затруднялись назвать, что послужило причиной этой заварухи. Сомнительно, что зачинщики и сами ее знали. Люди беспричинно злели день ото дня, и здесь, похоже, не обошлось без жары. О ее опасном воздействии на поведение предупреждал начальников Клеарх. Он лично обходил полк за полком и рассказывал угрюмо молчащим рядам, как нужно стирать с себя старый пот, а как обращаться с мозолями и нарывами на коже. Он давал тысячи указаний, намеренно отводя общее негодование на себя. Однако настрой только ухудшался.
Шесть дней прошли в пути на юго-восток в глубь пустыни. За это время канули последние следы и признаки людского быта и цивилизации. На седьмой день у подножия холма встала как вкопанная вся греческая пехота, а сзади на нее стали наталкиваться персидские полки. Вдоль рядов взад и вперед растерянно забегали командиры, рявкая приказы. Но воины стояли, как мулы, сжав челюсти и упершись пятками в землю. Персы, ступая в обход, недоуменно на них оглядывались, а через какое-то время остановились и они. Расползшаяся колонна стояла под полуденным солнцем, свирепо стегающим своими лучами неприкрытую кожу. Эллины не отзывались ни на команды, ни на угрозы. Вместо этого они сели, хотя песок на ощупь был обжигающим.
От головы колонны, впереди которой по-прежнему продвигались лазутчики, примчался на коне Кир. Он послал за Ариеем. По сравнению с Оронтом этот военачальник пользовался в персидском войске расположением. Ариея обычно сопровождали юноши, избранные им за красоту наружности. Один такой как раз ехал сейчас с ним рядом. Арией бросил ему поводья, поспешно слез с коня и сделал попытку пасть ниц, которую Кир сердито пресек.
– В чем дело, Арией? – с ходу спросил он. – Почему мы остановились? Я приказа не давал.
Арией все равно встал на колени, хотя песок немилосердно их жег. Терпение Кира истончалось.
– Отвечай! Встань и говори прямо.
Перс, поднимаясь, с мольбой смотрел маслянисто-черными глазами.
– Повелитель, я не хотел обидеть, – нервно-прерывающимся голосом сказал он. – Наши полки остановились потому, что первыми встали греки. Я так понимаю, они плохо восприняли новость. Насчет… того, куда мы идем.
– Что? – сорванно выдохнул Кир. – Они учиняют бунт?
Само это слово подразумевало суровейшую кару. Прежде в державе целые полки забивались, как скот, из-за неповиновения всего одного отступника. В результате вслух редко произносилось даже само это слово: как бы ни накликать беды. Лица Ариея и его спутника подернулись бледностью. Было облегчением, когда на иссушенной белой равнине все трое заметили приближение всадника. Обернувшись и приложив к бровям руки, на фоне солнца они различили, что к ним во весь опор несется Оронт. А сзади него, ухватившись за хвост лошади, бежал Клеарх.
– Полемарх, спешиться и поклониться мне, – сухо бросил Кир, не давая им раскрыть рта. – Это что, мятеж?
Лицо перса исказила гримаса, как от удара хлыстом, но спартанец упрямо тряхнул головой:
– Великий, дай мне вначале переговорить с ними, а уж потом будем это как-то называть. Да, волнение, безусловно, бродит. Но оно не сильнее, чем мы предусматривали. – Чувствуя на себе взгляды двоих персов, он переиграл фразу: – Не сильнее, чем ты предугадывал. Они думают, что их обманули и страшатся того, что их ждет: встреча с державным войском.
– Повелитель, – обратился Арией. – Только скажи, и я велю их всех высечь, а каждого десятого лишить перед строем мужского достояния. После этого отказов идти уже не будет, можешь быть уверен. Этим иноземцам нужно лишь напомнить, что ты наследник трона дома Ахеменидов. И ты имеешь полное право оспаривать первенство у своего брата.
Ишь ты, рот словно намазан медом. Чувствовалось, что Арией силится изъясняться по возможности кратко, но все равно получалось тягуче и неприятно.
– Если Арией попытается проделать такое с моими спартанцами, они уничтожат вокруг себя это войско, – мрачно сказал Клеарх.
– Так уж и уничтожат? – вызывающе переспросил Кир.
Клеарх воззрился с дерзкими огнями в глазах, все еще в негодовании от угроз, исходящих от персов. Первым взор отвел Кир. Он повернулся к Ариею:
– Для меня важно стронуть их с места. И без потерь ценных для нас людей. Пусть пока помаются под жарой. В конце концов, это они решили остановиться в разгаре дня там, где нет тени! Повремени несколько часов, а затем предложи им передвинуться в долину, что лежит впереди на наших картах. Тогда я пошлю им прохладной воды, а вместе с ней беспристрастного заступника, когда они будут готовы меня выслушать.
Клеарх вопросительно поднял бровь, и Кир, отворачиваясь, кивнул. Арией был превосходным наездником, но в беспристрастные судьи явно не годился. Если к эллинам послать этого красавца, даже при отмене его угрозы насчет оскопления, то безусловно последует новый бунт.
От греческого войска трусцой подбегал фессалиец Менон. Под правым глазом у него уже красовался свежий синяк. Следом за ним держался кряжистый Проксен с лицом, полыхающим то ли от солнца, то ли от растерянности. Оба поклонились, после чего перед царевичем заговорил Менон:
– Великий, перед тем как последует какое-то наказание, дай мне обратиться к моим людям. Мы знали, что возможно… отторжение. Они ведь подряжались биться с горными племенами, а не с войском персидского царя. Они невиновны в большинстве своем. Подозреваю, что их на это подбили спартанцы. Я уверен, лично мой полк готов примкнуть к тебе. Дай мне поговорить с моими лохагами, и я знаю наперед, что отделю моих молодцов от остальных.
– Твое лицо, – обратил внимание Кир, – что случилось?
– А, это? Да так, личное разногласие с одним из… В общем, долг в кости.
Ложь была такая очевидная, что Кир даже не стал уточнять.
Тут заговорил Клеарх:
– Похоже, Менон, к тебе разок приложились. Неужели ты думаешь, что и я не мог бы удержать своих спартанцев? Это не просто молодцы, которых я сам обучал и давал им плату, но люди, которых я знаю всю свою жизнь! У меня в этих рядах четверо двоюродных братьев и двое племянников!
– И что с того? Если б ты был уверен, ты бы, наверное, уже попробовал, – удивляя всех своей резкостью, бросил Менон. – Однако твои излюбленные спартанцы чего-то не отделяют себя от зачинщиков. Отказываются идти вперед, как и остальные. Я не видел, как они отходят от них в сторону, а ты? Так что сейчас, в кои-то веки, твое бахвальство насчет спартанцев неуместно.
